Убийство на Эйфелевой башне
Шрифт:
— Сейчас подумаю. Да, пожалуй, у меня есть то, что вам нужно, — ответил Виктор.
— А с чего это вдруг про Конго? — проворчал Кэндзи. — Или «Пасс-парту» стала справочником по туризму?
— «Пасс-парту»? — вскричал Жозеф, чуть не кубарем слетев с лестницы. — Вы работаете для «Пасс-парту»?
— Я там директор.
— О! Тогда, должно быть, вы знаете что-нибудь новенькое о деле Патино!
Мариус бросил на Антонена торжествующий взгляд.
— Вас оно интересует?
— Убийства — о, это моя страсть!
— Но речь идет лишь об одном убийстве, молодой человек.
— И тем не менее это послание…
— Жозеф, еще пятнадцать томов Вольтера ждут вас, — сухо напомнил Кэндзи.
Похлопывая Виктора по плечу, Мариус потащил его к отделу книг о путешествиях, а Антонен последовал за ними.
— Нет ли у тебя заметок Брацца, которые два года назад опубликовал Наполеон Ней?
— Кажется, нет. Сейчас покажу тебе святая святых, вот здесь издания об Африке, правда, не такие уж новые. Потом поставите в том же порядке, Кэндзи не любит, когда роются у него в шкафу.
— Антонен, ты слышал? — спросил Мариус. — Оставляю тебя здесь, мне надо поговорить с нашим общим другом.
Он возвратился в магазинчик. Виктор — за ним, заинтригованный.
— Как бы я порадовался, если б ты взялся делать для «Пасс-парту» рекламную вкладку! Цена у нас невысока, и привлечение рекламодателей поможет газете встать на ноги.
— Это называется связать по рукам и ногам или уж не знаю как еще, — проворчал Виктор. — Ладно, сделаю я тебе текст. На сколько строк?
— О, покороче! Как можно короче. Видишь ли, я хочу, чтобы все было выражено максимально лаконичнее.
— Тогда — на манер новостей на первой полосе.
— Ну да, а то длинные речи писать что слова на ветер бросать! Чего хочет человек с улицы? Сенсаций, которые потрясли бы его до самого нутра, наукообразной вульгаризации, дарующей иллюзию, будто он и сам учен, длинных романов, печатающихся из номера в номер, навевающих мечты во время приема абсента, рекламы, щекочущей обонятельные нервы. Один мой коллега изрек великолепный афоризм: «Давайте осмелимся быть глупыми!»
— Большинству журналистов это даже советовать бессмысленно, они и так от рождения идиоты, — пробурчал Кэндзи, который как раз шел встречать клиента.
Мариус разразился хохотом.
— Смотри-ка, мсье Мори я, кажется, не особенно понравился!
Подошел Антонен, очень взволнованный, в руке у него был листок бумаги, покрытый каракулями. Мариус выхватил его, пробежал глазами и нахмурился.
— Точно курица лапой! Что ты тут накалякал, вот это? Опоэ? Нет, Огоэ?
— Река Огооэ, с двумя «о».
— Ты уверен, что это Огооэ, а не Огоуэ, через «у», а?
— Кажется так.
— Пойду проверю.
Едва Мариус исчез в подсобных помещениях, как Жозеф, улучив момент, подкатил к Антонену.
— Скажите, мсье, это вот послание, которое опубликовано в прессе, вы-то сами его видели?
— Разумеется. Письмо распечатал наш секретарь, а потом она же мне его и принесла.
— Как оно было написано? Обычными буквами?
— Что вы имеете в виду?
— Ну, может, оно было составлено из наклеенных буковок, вырезанных из газеты?
— Действительно так. Но вы-то откуда знаете?
— А из романов, которые читает мсье Легри. У него целая коллекция, и он мне частенько дает почитать. «Украденное письмо» Эдгара Аллана По, «Досье № 113» Эмиля Габорио, «Незнакомец из Бельвиля» Пьера Заккона… Их там столько! Но мой самый любимый — «Дело Ливенворт» Энн Кэтрин Грин. Обожаю эту женщину-детекти…
— Я был прав, это все-таки Огоуэ, — перебил его Мариус, выходя и протягивая Антонену его листочек.
— Тогда пойду запру шкаф! — обиженно буркнул Жозеф.
— Виктор, мы уходим. Не забудь принести твой текст.
— Я мог бы взяться за это дело вместе с твоей сотрудницей, мадемуазель Таша Херсон, — предложил Виктор, подкручивая кончики усов.
— А она тебя здорово интересует, э? Не тебя одного! Но — увы, она недотрога. Этими днями мы ее почти не видели, — сказал Мариус, посмотрев на Антонена.
— Понятное дело, она, счастливица, целыми днями пропадает на колониальной выставке. Готовясь к интервью с Брацца, забавляется тем, что рисует, а я гроблю здоровье за написанием заметок!
— Одно тебе остается — променять перо на уголь для рисования! До скорого, Виктор, до свиданья, мсье Мори!
Кэндзи ответил церемонным прощальным жестом. Даже не удосужившись набросить куртку, Виктор побежал к выходу.
— Вы уходите? — спросил Кэндзи.
— Да, я… забыл узнать у них кое-что, — пробормотал Виктор.
— Мне тоже надо будет отлучиться, я должен осмотреть библиотеку на улице Одеон.
— Я недолго! — крикнул Виктор. — Пусть в лавке побудет Жозеф!
Не заметив, как насупился Кэндзи, Виктор припустил вдогонку за Мариусом и Антоненом, уже заворачивавшими за угол. До него только сейчас дошло, что колониальная выставка занимает всю эспланаду Инвалидов, и если он вознамерится искать там некую рыжую особу, ему следует узнать поточнее, где его может ждать успех.
«Дворец колоний, Дворец колоний», — уже через несколько минут мурлыкал он, возвращаясь на набережную Малаке. Он остановился у ящиков папаши Кайе, продавца очков и оптических приборов, уже сидевшего на своем месте в этот ранний час. Хотя книг он и не продавал, Виктор ценил возможность перекинуться с ним парой словечек:
— Как жизнь идет?
— Отвечу вам, как Фонтенель на смертном одре: «Не идет, а уходит…», — как всегда без эмоций откликнулся старик в серой блузе.
Едва успев улыбнуться его ответу, Виктор вдруг посерьезнел, заметив на противоположном тротуаре знакомую фигуру в сером костюме, розовом галстуке и прямо сидящем котелке. Это был не самый краткий путь на улицу Одеон. Кэндзи, по-видимому, захотелось прогуляться. Он шел быстро, неся под мышкой два пакета. Виктор проводил его взглядом, думая, что тот пойдет по набережной Малаке. Каково же было его удивление, когда он увидел, что тот пересек ее и направился к Карусельному мосту! Не в силах побороть любопытство, Виктор пошел за ним.