Убийство на Эйфелевой башне
Шрифт:
Кто-то. Мужчина или женщина?
Вернуться на авеню Пёплие.
Остановившись у входа в книжный магазин, Кэндзи не спешил заходить внутрь. Сквозь стеклянную дверь он некоторое время наблюдал, как Жозефа осаждают три покупателя. Наконец войдя в магазин, Кэндзи послал ему приветственный жест.
— Где мсье Легри?
— Понятия не имею, я не ясновидящий, он приходит, уходит, а то трясется, будто у него Виттова пляска, — унылым тоном отвечал Жозеф.
— Завтракать приходил?
— Он ненавидит есть рагу летом, и я могу его понять.
— А утром, перед открытием, вы его видели?
— Нет, если уж он задумал незаметно смыться, то уходит по внутренней лестнице, знаю я эту уловку. Но вы-то не бросайте меня одного, хорошо?
— Я вернусь, займитесь пока покупателями, — сказал Кэндзи, поднимаясь по ступенькам.
Он прошел по коридору, разделявшему две квартирки, до самой двери, ведущей на лестничную клетку. Разумеется, Виктор по обыкновению просто захлопнул дверь, не заперев на ключ. Кэндзи закрыл ее на оба засова и вошел к Виктору. В спальне царил беспорядок. Шторы наполовину раздернуты, кровать не застлана, одежда раскидана по всей комнате. Он заметил разноцветный прямоугольник, прислоненный к часам под глобусом, написанную маслом рыжую девицу «ню», и сразу с неудовольствием понял, кто это. Кэндзи уже готов был уйти, как вдруг его взгляд упал на бюро. Цилиндр был открыт. Рядом с корзиной, полной неразобранной почты, он заметил лежащий на словаре голубой конверт, надписанный: Фотографии, сделанные 24 июня на выставке колониальных товаров. Кэндзи протянул руку, задев рукавом темный предмет, и тот полетел на ковер. Это была тетрадь для записи заказов. На первой странице он прочел: «R.D.V. J.C. 24-6 12.30 Гранд-Отель, № 312», после чего, по пунктам, следовали вопросы. Кэндзи придвинул кресло и сел.
Был уже пятый час, когда Виктор позвонил у решетчатых ворот дома Нантей. Открыть вышла толстая баба с бледным лицом, в которой он узнал Луизу Вернь.
— Опять вы! Это же надо, выкопать христианина из-под земли и искромсать на кусочки! Кабы я знала, за какую грязную работу вам платят!
— Ничего не понимаю! О чем вы?
— Так вы там служите или нет?
— Где?
— В полиции, где! Будь вы полицейским, вы бы прекрасно знали о вскрытии!
Она подалась назад, смерив его взглядом с головы до ног.
— Ах, это! Подумаешь, вскрытие! — огрызнулся он. — Я-то думал, вы намекаете на новое убийство!
— Почему? Что, еще?!
— Как же это я… официально я не имею права разглашать… сами понимаете… служба…
— Как, прямо на заупокойной службе! О-хо-хо, ни к чему теперь нет почтения! Убить в церкви!
— О-о… не кричите так громко. Мне бы на минутку встретиться с мадемуазель Розой.
— Как бы не так! Она уволилась, заявив, что минуты не останется там, куда привозят мертвецов с кладбища, чтобы копаться у них в кишках! Тогда семья Нантей выпросила у Ле Масонов на несколько
— В таком случае… можно ли мне повидать ее дочь?
— Кого? Мари-Амели?
— Ее.
— Да вы это… время зря теряете. Допрашивать такую крошку…
— Мне нужно поговорить с ней пять минут, можете послушать и вы.
Луиза Вернь поспешно отправилась звать Мари-Амели, которая тут же явилась — щеки у нее были измазаны вареньем, а в руках она держала тартинку.
— Я вам в прошлый раз все рассказала!
— Да, мне важно уточнить только одну деталь. Вы сказали, что в тот момент, когда тетя была укушена пчелой, на нее кто-то упал, и это вас рассмешило.
— Ничего удивительного, малышка из таких! — ввернула Луиза Вернь.
— Это очень важно, подумайте, прежде чем ответить. Упал господин или дама?
Мари-Амели нахмурила бровки. На ее тартинку хотела сесть мошка, но она махнула рукой.
— Да не знаю я… Думаю, господин… Точно, это был господин! Можно я пойду?
Она побежала обратно в дом. Луиза Вернь покачала головой.
— Так я и думала, Эжени на вид была такая ханжа, а как мужиков-то окручивала!
Виктор торжествовал: если малышка не врала, если Патино толкнул мужчина, Таша ни в чем не виновата… Он с облегчением вздохнул, не подумав, что в этом случае подозреваемым номер один вновь становится Кэндзи.
Едва зайдя в магазин, он понял, что попал в западню. Три человека вскинули на него взгляды. Жозеф, перевязывавший стопку книг, стоя на стремянке, послал ему смущенную полуулыбку-полугримасу. Кэндзи, сидевший за конторкой с неизменной ручкой в руке, расправил плечи, а белокурая дама, присевшая на огромный дорожный сундук, стремительно вскочила.
— Одетта! — прошептал он потрясенно.
— Утенок, ты обещал мне…
Кэндзи не дал ей договорить.
— Итак, и на этой распродаже вы тоже увлеклись делом, и тоже успешно?
— Да, но на сей раз не без проблем, потому я и вернулся, — ловко увильнул Виктор от дальнейших объяснений.
— Утенок, распродажа или что еще, но ведь ты должен был отвезти меня на вокзал, вот я и зашла. Я так на поезд опоздаю, в Ульгат. Ты забыл?
Возмущенная Одетта принялась ходить вокруг дорожного сундука, тыкая в него зонтиком, словно вымещала на нем злость на Виктора.
— Ничего я не забыл, все прекрасно помню! У нас полно времени, — отозвался тот спокойно, взглянув на часы. — Жозеф поймает нам фиакр.
Не помня себя от счастья, что грозы удалось избежать, Жожо бросил недовязанную стопку и выскочил вон.
— Где мне тут можно носик попудрить? — спросила Одетта. — Твой китаец даже воды мне не предложил, — добавила она ему тихонько.
— Поднимись наверх, потом налево, комната в глубине.
Кэндзи дождался, пока она, ворча что-то себе под нос, поднимется по узкой лестнице, и сказал:
— На редкость неприятная особа! Двух покупателей спугнула. Отвезите ее, убедитесь, что она села в поезд, было бы жаль лишить нормандские берега такой очаровательной гостьи…