Убийство на троих
Шрифт:
Воскресенский послал трех человек опросить окрестных жителей – не видел ли кто вчерашнего происшествия на пересечении Седьмой Красноармейской и Егорова. Ребята покрутились на углу, и первой, к кому они обратились, была тетка-лоточница, торговавшая разной бакалейной мелочью. Тетка, мерзнувшая на пронизывающем февральском ветру, неприязненно посмотрела на троих здоровенных парней, вышедших из теплой машины, и отделалась одной фразой:
– Некогда мне по сторонам глазеть, я больше гляжу, чтобы у меня бомжи чего не сперли. Да чтобы хоть что-нибудь купили. Мне на жизнь зарабатывать надо, а не за вашими разборками следить!
Продавщица из ларька с сигаретами,
Довольно долго никто не открывал, наконец за дверью раздался скрип, звук отпираемых замков и дверь отворилась. За дверью в инвалидном кресле на больших колесах сидел нестарый еще мужчина с бледным, нездоровым лицом.
– Как это вы – не спросили кто, дверь открываете незнакомым?
– А чего мне бояться? – искренне удивился инвалид.
И действительно, глядя на его безжизненные ноги, парни поняли, что самое страшное с этим человеком уже случилось.
– Ну что, интересуетесь вчерашней машиной? – хитро спросил мужичок.
– А ты, отец, откуда знаешь?
– А я вас узнал, вчера из окна видел, как вы ту «девятку» вытаскивали.
– Глазастый! – не удержался один.
– Верно, – согласился мужичок, – ноги не ходят, а глаза пока при мне. Пойдемте, покажу, откуда я вчера смотрел.
Он проехал в своем кресле по темному кривому коридору и выехал в маленькую угловую комнату, два окна которой выходили на разные стороны: одно – на улицу Егорова, другое – на Красноармейскую.
– Я знал, что кто-нибудь придет расспрашивать об этой истории, потому что слишком все странно выглядело. Самое главное – она была очень странная, баба эта, на «опеле».
– Как – на «опеле»? Она же на «девятке» ехала!
– Вам интересно? – спокойно спросил инвалид. – Очень про это знать нужно?
– Очень, – не сдержался старший из парней.
– А вы не из милиции будете? – настойчиво расспрашивал инвалид.
– Нет, что ты, отец. Мы по своему делу, – отмахнулись парни.
– Тогда – тысяча рублей, – спокойно сказал мужчина.
– Ну ты даешь! Может, еще в долларах тебе платить?
– Доллары мне без надобности, – ответил инвалид, – я на черный день деньги не откладываю, он для меня уже наступил. А жалко денег – так валите отсюда, ничего не узнаете.
Парни не то чтобы устыдились, сумма для них была небольшой, просто так горячились, для порядка.
– Ладно отец, не сердись, вот, держи свою тысячу.
– Ну, значит, сидел я здесь и смотрел в окно. Я часто в окно смотрю, когда тоска накатит. Этот ящик для идиотов, телевизор-то, осточертел уже. Сижу, значит, и смотрю, как на Седьмую с Егорова вывернула «тойота» и сразу за ней – «девятка». И как встанет на месте!
Тут вы, смотрю, подбегаете, – инвалид неодобрительно покосился на ребят, – суетиться начали, сердитесь очень. Честно говоря, думал, что вы этому, что в «девятке», сейчас фотографию начистите – такой у вас вид был серьезный. Ну потом вытащили вы эту машину и уехали. А из «девятки» выскочила интересная такая девка, – мужичок оживился, – я сверху подробностей не видел, но на первый взгляд все при ней. Гляжу я на нее, а она осмотрелась так незаметно, а потом взяла и из выхлопной трубы что-то вытащила. Ну, думаю, дела! Понятно, почему у
– Значит, говоришь, отец, синий «опель-омега»? А номер, случайно, не заметил?
– Ну уж вы слишком многого от меня хотите! Я «опель» только сбоку видел, вы в окно-то взгляните, номер отсюда никак не разглядеть. Вон там «опель» стоял, где сейчас бежевая «Нива» припаркована.
– Ну что ж, отец, тысячу свою ты отработал. Спасибо тебе.
– Ладно, раз вы по-хорошему, то я тоже. Номера машины я не помню, но… – мужичок хитро прищурился, – «опель»-то битый был.
– Битый? И сильно?
– Да нет, правое крыло немного помято, и, видно, недавно совсем: не стала бы она долго в таком виде ездить, хотя бы подкрасила.
– Отлично, вот это уже ниточка. Ну, будь здоров, папаша!
– И то дело, а то сижу здесь как сыч, один совсем…
Полищук, выслушав сообщение, даже в лице переменился.
– Ах ты, черт! Вот же сволочь, Черкасов, заранее подготовил операцию. Женщина – его сообщница, отрезала его от группы наблюдения, тем самым дала ему время спрятать деньги. Единственное, чего он не ожидал, – это того, что похитители, получив «пустышку», тут же его расстреляют. У них все было предусмотрено, специальные люди стояли с другой стороны моста, чтобы перехватить Черкасова, если что не так пойдет. Те внизу открыли чемодан, увидели газеты и сразу дали команду по телефону. Значит, теперь нам нужно срочно выяснить, где Черкасов был, пока не было наблюдения, и куда спрятал деньги.
– А почему вы думаете, что он не передал деньги той самой бабе, своей сообщнице? И теперь она, может быть, уже с деньгами на Мартинике или на Сейшелах?
Полищук посмотрел на Гришу с легкой усмешкой:
– Ты бы отдал бабе миллион зеленых? Вот просто так – взял бы и отдал?
Гриша пожал плечами:
– Это зависит от того, насколько я ей доверяю…
– Ох, Гриша, вряд ли ты удержишься на посту директора по безопасности… А Черкасов на этой работе четыре года продержался. И все почему? Потому что никому не доверял, все и всех проверял по десять раз. И деньги такие большие из рук ни за что не выпустил бы. Я уверен – он их где-то спрятал, в надежном месте.
– Тогда можно с деньгами попрощаться: Андрей их спрятал, Андрей мертв, кроме него, ни одна живая душа не знала, где миллион.
– А вот тут ты, Гриша, скорее всего не прав. Та самая таинственная женщина кое-что может знать. Ну хоть не полностью, но частично он ее в свой план посвятил. Судя по рассказам, баба эта – тертая штучка, вслепую работать не будет. Так что какая-то информация у нее точно есть. Значит, как ни крути, а бабу эту ты мне должен найти, и как можно скорее. Скажи спасибо наблюдательному инвалиду – какой-то след в виде синего битого «опеля» у тебя есть.