Убийство по-римски
Шрифт:
Продолжение загадочной истории будет завтра. Будь здорова, родная моя».
Глава пятая
Вечер
Они отужинали при свечах за длинным столом в саду. Между густолиственными ветвями далеко внизу сиял Рим. Он походил на собственную модель, выставленную на черном бархате и так искусно подсвеченную, что все его знаменитые достопримечательности сверкали в оправе света, как драгоценности. По ночам Колизей освещается изнутри, и на таком расстоянии он был не руинами, но казался таким живым,
Невдалеке от их стола находился фонтан, перенесенный сюда в отдаленные времена со своего изначального места в старом Риме. В середине его в ленивой позе возвышался Нептун — гладкий, величественный, обнаженный, он от нечего делать перебирал пальцами длинные колечки бороды. Его поддерживали тритоны и всевозможные чудовища. Из них били струи, летели брызги, стекали капли, которые затем водяными завесами ниспадали из бассейна в бассейн. Запахи воды, земли и растений смешивались с табачным дымом, кофе, косметикой и ароматами вин.
— С чем все это сравнить? — спросила Софи Гранта. — Все это великолепие? Я никогда не читала Уйду [33] , а вы? И что бы там ни было, это нечто отнюдь не викторианское.
— А как насчет Антониони?
— Ну, пожалуй. Но совсем не «Сладкая жизнь». Я до сих пор не чувствую ни малейшего намека на упадок нравов. А вы?
Он не ответил, и она посмотрела через стол на Аллейна.
— А вы? — спросила она его.
Взгляд Аллейна упал на руку леди Брейсли, лежавшую на столе как что-то ненужное. Изумруды, рубины и бриллианты сверкали на дряблой коже, на тыльной стороне кисти набухли вены, перстни сбились на сторону, а ее длинные ногти — неужели они настоящие, подумал он и увидел, что нет, — впились в скатерть.
33
Английская писательница XIX в.
— Вы ощущаете деградацию общества? — настаивала Софи и вдруг, очевидно осознав присутствие леди Брейсли и,может быть, Кеннета, покраснела.
У Софи был цвет лица, которым восхитились бы английские поэты XVII века, — розовая краска смущения нежно приливала к прозрачной коже. При свечах глаза ее лучились, а вокруг головы было сияние. Она была естественна, как полевой цветок.
— В этот миг — ничуть, — ответил Аллейн и улыбнулся ей.
— Прекрасно! — сказала Софи и обратилась к Гранту: — Тогда мне можно не стыдиться, что я так развлекаюсь.
— А вам это так нравится? Да, я вижу, что нравится. Но чего вам стыдиться?
— О… не знаю… вероятно, пуританское происхождение. Мой дед был квакером.
— И он часто вам является?
— Не так уж часто, но, кажется, он только что промелькнул. Знаете, «суета сует» и сентенция о том, имеет ли право человек приобретать столь дорогостоящий вечер в столь несовершенном мире.
— То есть вы должны были потратить эти деньги на благие дела?
— Да. Или вовсе не тратить. Дедушка Джейсон был также банкиром.
— Скажите ему, чтобы он улетучился. Вы сделали массу благих дел.
— Я? Не может быть. Каким образом?
— Вы превратили то, что обещало быть пыткой, в нечто… — Грант умолк, переждал мгновенье и наклонился к ней.
— Ну что вы, — торопливо проговорила Софи. — Не стоит об этом. Что за разговор.
— …в нечто почти терпимое, — докончил Грант.
На другой стороне стола Аллейн размышлял: «Несомненно, она очень может постоять за себя, но она не из тех, кто дешево взял — легко потерял. Наоборот. Надеюсь, Грант не хищник. В ее мире он — бог, у него романтическая внешность, так сказать, бог в несчастье. Помочь ему — как раз работенка для ее пребывания в Риме. Вероятно, он лет на двадцать старше ее. Он снова заставил ее покраснеть».
Сидевший во главе стола майор Суит заказал себе еще один коньяк, но никто не последовал его примеру. Бутылки из-под шампанского в ведерках со льдом были перевернуты, кофейные чашки уже унесли. Появился Джованни, поговорил с официантом и удалился, очевидно, оплатить по счету. Метрдотель Марко облетел их и не впервые склонился, улыбнулся и что-то прошептал леди Брейсли. Она поискала в своем золотом ридикюльчике и, когда он целовал ей руку, сунула ему что-то. Несколько иным образом он приложился к руке баронессы, весело помахал рукой Софи, поклонился всему обществу за столом и уплыл, едва шевеля бедрами.
— А он неплохое блюдо, — сказал Кеннет тете.
— Что ты говоришь, милый! — произнесла она. — Он ведь ужасный человек, правда, майор? — сказала она через весь стол майору Суиту, который напряженно глазел на Софи поверх коньяка.
— А? — сказал он. — О! Жуткий.
Кеннет пронзительно рассмеялся.
— Когда мы двинем отсюда? — задал он общий вопрос. — Куда мы теперь поедем?
— Теперь мы веселые, — воскликнула баронесса. — Теперь мы танцуем, ура, и ведем ночную жизнь. В «Космо» — так?
— Ах-ха, ах-ха, в «Космо», — откликнулся барон.
Они заулыбались всему столу.
— В таком случае, — сказала леди Брейсли, забирая ридикюль и перчатки, — я иду в ritirata [34] .
Официант в то же мгновение набросил мех ей на плечи.
— Я тоже, я тоже, — сказала баронесса, и Софи ушла с ними.
Майор допил коньяк.
— Так в «Космо»? — сказал он. — Перемена места — доброе старое средство, а? Ну, полагаю, пора в путь…
34
Туалет (ит.).
— Спешить некуда, — сказал Кеннет. — Лучший официальный показатель тети в ritirata — девятнадцать минут, и то когда она опаздывала на самолет.
Барон глубокомысленно совещался о чаевых с майором и Грантом. Официант стоял у выхода из ресторана. Аллейн подошел к нему.
— Ужин был великолепный, — сказал он и дал ему на чай ровно столько, чтобы сделать более убедительной следующую фразу: — Могу ли я перемолвиться словом с синьором Марко? У меня рекомендация к нему, и я хотел бы воспользоваться ею. Вот, пожалуйста.