Убийство по Шекспиру (Коварство без любви)
Шрифт:
– Ты хочешь сказать, что некто мог воспользоваться его адресом?
– Не исключено. Может, этот Р. М. Ф. прислал Виолину книгу или свитер, а мы его выставим в некрасивом свете перед соседями.
– Оксана, я все же профессионал.
– Знаю, знаю, не сердись. Просто иногда мы вламываемся к людям и портим их репутацию даже своим появлением. Ну, вот ты и дома. Пока.
Степа проводил взглядом машину Волгиной и на некоторое время погрузился в себя. Судя по всему, театральное дело затянется. А Куликовский через четыре дня потребует отчета по бомжам. От Кости пока ни звука. Успеть
VI. КТО ЖЕ СЛЕДУЮЩИЙ?
1
Кто стоит за инициалами Р. М. Ф., Степа выяснил уже к девяти утра. Подоспел к многоэтажному дому, когда народ торопился на работу. Это в огромных городах часто сосед по площадке не знает, кто проживает рядом, а в небольшом городке лучше соседей никто не поведает про жильца в интересующей квартире. Собственно, Степа не так уж много узнал, но этого хватило, чтобы срочно вытащить мобильник. Нажимая на кнопки, жалел, что не увидит лица Волгиной. Едва Оксана откликнулась, выпалил:
– Р. М. Ф. – это Рубан Мария Федоровна. Тоже артистка театра! Слышишь? Артистка! Катай повестку, я сейчас приеду и отвезу ей, заодно прощупаю. По пути заскочу на почту и выясню, кто принимал бандероли и посылки двадцать пятого октября. Кстати, бандероль отправлена с почтового отделения района, где как раз проживает Мария Рубан.
– Действуй, Степан, я жду.
В десять тридцать Степа вошел в кабинет Волгиной и скромно сел на стул у стены. Оксана была так поглощена беседой с Юлианом Швецом, что не отреагировала на появление Заречного, конечно, сделала вид, что не замечает вошедшего.
Юлиан сидел спиной к Степе и что-то доверительно рассказывал Волгиной. Ни одного слова разобрать было невозможно, так как говорил он тихо, вкрадчиво. Она слушала внимательно, словно запоминала каждое слово. Вот он, взгляд рептилии, – пронизывающий насквозь, стеклянный, а что за ним – не разобрать. Степа, например, ни за что не хотел бы сидеть напротив Волгиной в качестве допрашиваемого. Но Юлиан довольно уверенно держался. Во всяком случае, в спине мужчинки напряжения не чувствовалось, закинутая на колено нога тоже была в покое. Так прошло с полчаса. Наконец, Волгина протянула протокол на подпись. Швец читал, не торопясь, потом что-то спросил. Оксана ткнула пальцем в лист:
– Вот здесь пишите: «С моих слов записано верно». И поставьте подпись.
Когда Швец ушел, Степа переместился на стул напротив Оксаны. Волгина первая поделилась мыслями:
– Почему-то меня не покидало ощущение, что он юлит.
– Кто? – спросил Степа.
– Юлиан Швец. Я приехала в прокуратуру, а он уже ждал меня, явился сам.
У Степы заинтересованно приподнялись брови. Мало найдется людей, явившихся в прокуратуру по зову сердца, разве что прирожденный стукач посчитает свои долгом накатать мелочную жалобу на соседа.
– А пришел, – продолжила Оксана, – сообщить, что, проходя в антракте через сцену, видел Анну Лозовскую, которая пряталась за задником.
– Но это как раз правда, – озадачился Степа, не понимая, почему Оксана не верит Швецу. – Сюкина тоже подтверждает, что Лозовская весь второй акт находилась там.
– Да знаю, – с досадой проворчала Волгина, бросив авторучку на стол. – Но, понимаешь, визит его какой-то... преждевременный, что ли. У него повестка на пять часов вечера. Почему не подождал? Кстати, немного смутился, когда я напомнила ему об этом, привел неубедительное оправдание. А в принципе рассказал то, что мы и так знаем. На вопрос в лоб, имела ли Анна Лозовская мотив к убийству, он замялся и сказал, что такими сведениями не располагает, но думал на эту тему. Ему стало известно от Люси Сюкиной, что Ушаков вернулся к жене, а Лозовская очень переживала.
– Ну и Сюкина! – воскликнул Заречный с неподдельным восторгом. – Катает на Швеца и директрису письмо с жалобой президенту, одновременно держит в курсе событий ненавистного начальника! Когда она успела доложить ему?!
– Дурное дело – не хитрое, – усмехнулась Оксана. – Сюкина ведь тоже в списке на сокращение. Полагаю, ищет ходы, чтобы остаться в театре, поэтому поддерживает с Юлианом отношения. Но так или иначе, а мотив у Лозовской был.
– Короче, Швец стрелки сдвинул на девчонку, которая якобы из мести решила отравить любовника и его жену, а ты согласна с ним.
– Да в том-то и дело, что при наличии мотива мне так не кажется. Зачем ей мозолить глаза всем весь второй акт, если подсыпала яд в бокал? Это опрометчиво.
– Кроме нее, подходили к столу Подсолнух, Башмаков, Лопаткин и... Сюкина! – последнюю фамилию Степа назвал с негодованием. – У Подсолнуха и Сюкиной такой же хилый мотив. Тебе не кажется, что Швец себя выгораживает, чтоб его не заподозрили? Он же не занят был в спектакле, а находился в театре. Потому и приперся с утра пораньше.
– Кажется, кажется, – закивала Волгина. – Мотивчик-то был и у него, кстати, более весомый, чем у остальных. Однако, Степан, мы ничего не должны сбрасывать со счетов и никого. Так что у тебя?
– Я заехал на почту, та же приемщица работает и сегодня. Двадцать пятого октября она приняла три(!) бандероли с коньяком от одной женщины.
– Какого черта молчал? – засобиралась Волгина. – Наверняка в тех бандеролях тоже смертельный сюрприз. Надо срочно выяснить адресатов. Поехали.
– Не спеши. Опрашивай по плану свидетелей, а мне дай повестку, поеду за Рубан, уговорю ее приехать к тебе немедленно. По пути завезу Марию Федоровну на почту, так сказать, на опознание...
– Думаешь, сотрудница почты запомнила того, кто отправлял бандероли? – скептически спросила Оксана. – Да там в день десятки людей перед ней мелькают.
– Но она же запомнила, что приняла коньяк в количестве трех штук, – возразил он. – Очень может быть, что и внешность запомнила. Хорошо бы упаковку захватить, чтоб уж наверняка убедиться...
– Коньячная коробка у Петровича, езжай к нему. Я позвоню, он даст. Кстати, разве на почте принимают спиртные напитки? По-моему, это запрещено... Ладно, не в том дело. Степа, ты не догадался выяснить, кому предназначены две остальные бандероли? А то что-то мне подсказывает, нас ждет еще не один труп.