Убийство под аккомпанемент. Маэстро, вы – убийца!
Шрифт:
Эдвард молчал три секунды, потом сказал:
– Почему нет?
– Это неудивительно. – Ривера залпом выпил половину налитого. – Карлайл тоже называет вас кузеном. И тоже простоты ради?
Эдвард отодвинулся вместе со стулом.
– Боюсь, не понимаю, в чем суть.
– Суть? Ах, ну да. Я человек, – повторил Ривера, – который любит переходить к сути. А еще я человек, которому не нравится, когда его принимают холодно или… как это говорится… когда его водят за нос. А в этом доме, я нахожу, меня принимали весьма холодно… неприветливо, да… Это мне неприятно. В то же время
– Потому что ваш вопрос крайне оскорбителен, – отрезал Эдвард и подумал: «Боже, кажется, я выхожу из себя!»
Как бы подводя итог, Ривера махнул рукой и опрокинул бокал на пол.
– В моей стране, – с нажимом сказал он, – подобные слова не употребляют, не ожидая продолжения.
– Да возвращайтесь к себе в страну, бога ради.
Ривера вцепился в спинку стула и облизнул губы. И внезапно пронзительно рыгнул. Эдвард рассмеялся. Нетвердым шагом Ривера направился к нему, подошел совсем близко, но тут помедлил и поднял руку, щегольски сжав большой и средний пальцы. Он протягивал руку, пока она не оказалась у самого носа Эдварда, а тогда без особого успеха попытался щелкнуть пальцами.
– Сволочь, – осторожно сказал он. Из отдаленного бального зала раздался раскат барабанной дроби, за ним – лязг тарелок и оглушительный хлопок.
– Не будьте ослом, Ривера, – сказал Эдвард.
– Я буду смеяться над вами, пока блевать не начну.
– Да хоть до комы досмейтесь, если хотите.
Ривера положил ладонь себе на талию.
– В моей стране ответом на такой афронт был бы удар ножом, – заявил он.
– Исчезните, не то ответом будет пинок под зад, – отозвался Эдвард. – А если станете еще беспокоить мисс Уэйн, я основательно вас вздую.
– Ага! – вскричал Ривера. – Так, значит, не Фелиситэ, а кузина. Очаровательная маленькая Карлайл. И мне говорят руки прочь, ха? Нет, нет, мой друг. – Он попятился к двери. – Нет, нет, нет, нет.
– Убирайтесь.
Ривера рассмеялся с большой виртуозностью и хвастливо вышел в коридор. Дверь он оставил открытой. Эдвард услышал его голос на площадке:
– В чем дело? – и после паузы: – Ну разумеется, если хочешь.
Хлопнула дверь.
Эдвард в нерешительности обошел вокруг стола. Потом побрел к буфету и провел рукой по волосам.
– Невероятно, – пробормотал он. – Экстраординарно. Никогда бы не подумал.
Заметив, что рука у него дрожит, он налил себе солидную порцию виски. «Наверное, – думал он, – так было всегда, а я просто не распознал».
Вошли Спенс с помощником.
– Прошу прощения, сэр, – сказал Спенс. – Я думал джентльмены ушли.
– Все в порядке, Спенс. Убирайте, если хотите. Не обращайте на меня внимания.
– Вы нездоровы, мистер Эдвард?
– Думаю, у меня все в порядке. Мне преподнесли большой сюрприз.
– Вот как, сэр? Надеюсь, приятный.
– Чудесный, Спенс. Чудесный.
IV
– Вот смотрите, – самодовольно изрек лорд Пастерн. –
– По мне, так просто замечательно, – залебезил Морено, возвращая холостые патроны. – Но откуда мне знать, что к чему.
Переломив револьвер, лорд Пастерн начал его заряжать.
– Попробуем-ка, – предложил он.
– Бога ради, лорд Пастерн, только не тут.
– В бальном зале.
– Мы немного встревожим леди, разве нет?
– Ну и что? – невинно переспросил лорд Пастерн и, щелчком закрыв револьвер, задвинул на место ящик стола. – Не могу тратить время, убирая эти штуки. Вы идите в бальный зал. А мне еще кое-что надо сделать. Буду с вами через минуту.
Морри послушно ушел в бальный зал, где бесцельно бродил, вздыхая, зевая и поглядывая на дверь.
Наконец вошел с озабоченным видом хозяин.
– Где Карлос? – вопросил он.
– Думаю, все еще в столовой, – с громким смешком ответил Морено. – Отличный портвейн вы нам выставили, знаете ли, лорд Пастерн.
– Надеюсь, он не ударит ему в голову. Не хотелось бы, чтобы он напортачил на концерте.
– Он пить умеет.
Лорд Пастерн бросил револьвер на пол возле барабанов. Морено тревожно подобрался.
– Давно хотел спросить, – сказал, садясь за барабаны, лорд Пастерн, – вы поговорили с Сидни Скелтоном?
Морено расплылся в улыбке.
– Пока еще руки не дошли… – начал он, но лорд Пастерн его оборвал:
– Если сами не хотите говорить, я ему скажу.
– Нет-нет! – поспешно воскликнул Морено. – Нет. Думаю, это будет не вполне желательно, если понимаете, о чем я, лорд Пастерн. – Он озабоченно уставился на хозяина дома, который отвернулся к роялю и раздражительно вертел черно-белый зонт от солнца. Морено продолжил: – Я хотел сказать, Сид тот еще фрукт. Очень темпераментный, если понимаете, о чем я. Огонь, ну чистый огонь. С ним очень трудно иметь дело. С Сидом всегда надо выбирать момент, если понимаете, о чем я.
– Нечего раз за разом спрашивать, понимаю ли я вещи, простые, как шнурки от ботинок, – раздраженно бросил в ответ лорд Пастерн. – Вы считаете, что я хорош на барабанах, вы сами так сказали.
– Конечно, конечно.
– Вы сказали, что если бы я избрал их моей профессией, то был бы одним из лучших. Вы сказали, ваш оркестр гордился бы, поступи я к вам. Сказали, значит, сказали. Я собираюсь сделать это моей профессией и готов на полную ставку войти в ваш оркестр. С этим все ясно. Теперь известите Скелтона и увольте его. Проще простого.
– Да, но…
– Он же без труда найдет работу в другом оркестре, так ведь?
– Да. Конечно. Без труда. Но…
– Вот и ладно, – сказал, подводя черту, лорд Пастерн. Открутив ручку зонтика, он завозился со следующей секцией. – Черно-белый зонт разбирается, – пояснил он. – Умно придумано, а? Французский.
– Послушайте! – обворожительно начал Морено и положил мягкую белую руку на плечо лорда Пастерна. – Я буду совершенно откровенен, милорд. Кому, как не вам, знать. Наше ремесло – мирок жестокий, если вы пони… Я хотел сказать, мне нужно очень и очень обдумать подобное предложение, так ведь?