Убийство под аккомпанемент. Маэстро, вы – убийца!

Марш Найо

Аллейн счел нужным вмешаться. Инцидент с потерянной таблеткой изложили. Похваляясь своей сноровкой, лорд Пастерн описал, как обыскал карманы Морри.

– Вы, ребята, называете это шмоном, – снисходительно объяснил он Аллейну.

– Это было сразу после того, как мистер Скелтон осмотрел револьвер и вернул его лорду Пастерну? – спросил Аллейн.

– Верно, – подтвердили два «Мальчика».

– После этого вы, лорд Пастерн, в какой-либо момент выпускали из виду револьвер, клали его где-либо?

– Определенно нет. Я держал его в боковом кармане

с того момента, как Скелтон отдал его мне, и до выхода на сцену.

– Вы заглядывали в дуло после того, как мистер Скелтон вернул его вам?

– Нет.

– Так не пойдет, – громко сказал Скелтон.

Задумчиво посмотрев на него, Аллейн вернулся к лорду Пастерну.

– Кстати, вы что-нибудь нашли в карманах мистера Морено?

– Бумажник, портсигар и носовой платок, – самодовольно ответил лорд Пастерн. – Таблетка была в носовом платке.

Аллейн попросил подробнее описать эту сцену, и лорд Пастерн взялся с жаром рассказывать, как Морри стоял с поднятыми руками, держа над головой дирижерскую палочку, словно собирался подать знак к началу концерта, и как он сам изучил каждый карман с величайшим умением и дотошностью.

– Если, – добавил он, – вы думаете, что стрелка была при нем, то ошибаетесь. Ее на его теле не было. И что важнее, даже будь она у него, он не мог бы добраться до револьвера. И после он ничего не брал. В этом я готов поклясться.

– Бога ради, кузен Джордж, – с жаром сказал Нед Мэнкс, – думайте, что говорите!

– Бесполезно, Эдвард, – сказала леди Пастерн. – Он погубит себя из чистого самодовольства. – Она обратилась к Аллейну: – Должна вам сообщить, что, по мнению моему и многих его знакомых, в свете эксцентричности моего мужа любые его заявления совершенно ненадежны.

– Проклятие! – крикнул лорд Пастерн. – Я самый правдивый человек из всех, кого знаю! Ты идиотка, Си.

– Пусть так, – самым внушительным своим тоном ответила леди Пастерн и сложила руки на коленях.

– Когда вы вышли на сцену, – продолжал Аллейн, пропустив мимо ушей эту интерлюдию, – вы принесли с собой револьвер и положили под шляпу. Кажется, она была возле вашей правой ноги и позади барабанной установки. Совсем близко к краю сцены.

Открыв сумочку, Фелиситэ в четвертый раз достала зеркальце и губную помаду. Она сделала непроизвольное движение, дернув помадой, когда проводила ею по губам. Зеркальце упало к ее ногам. Она привстала. Открытая сумочка соскользнула на пол, и стекло разбилось под ее туфлей. Ковер был усеян содержимым сумочки и усыпан пудрой. Аллейн быстро двинулся вперед и подобрал тюбик помады, а также сложенный листок с отпечатанными на машинке фразами. Фелиситэ выхватила у него листок.

– Спасибо. Не стоит беспокоиться. Какая я растяпа, – задыхаясь, произнесла она.

Смяв листок в кулачке, она свободной рукой подобрала содержимое сумочки. Один из официантов, подобно автомату, двинулся ей на помощь.

– Совсем близко к краю сцены, – повторил Аллейн. – Поэтому давайте предположим, что вы, мисс де Суз, или мисс Уэйн, или мистер Мэнкс могли

сунуть руку под сомбреро. По сути, пока пары танцевали, любой оставшийся за столом мог бы это проделать. Вы все согласны?

Карлайл остро сознавала движение мышц своего лица. Она ощущала на себе взгляд Аллейна, равнодушный и пристальный, как он останавливается по очереди на ее глазах, губах, руках… Она вспомнила, что заметила его – сколько часов назад это было? – за соседним столиком. Она услышала, как Эдвард потихоньку шевельнулся в кресле. Листок в кулачке Фелиситэ зашуршал. Раздался резкий щелчок, и Карлайл непроизвольно дернулась. Леди Пастерн открыла лорнет и теперь смотрела через него на Аллейна.

– Вы ведь были возле нашего стола, так ведь, Аллейн? – спросил Мэнкс.

– По чистой случайности, – любезно откликнулся Аллейн.

– Думаю, нам лучше повременить с ответами.

– Правда? – весело переспросил Аллейн. – Почему?

– По всей очевидности, вопрос о том, могли ли мы коснуться какой-то там шляпы или того, что лежало под ней…

– Тебе прекрасно известно, что это за шляпа, Нед, – вмешался лорд Пастерн. – Это мое сомбреро, а под ним лежал револьвер. Мы это уже проходили.

– …этого сомбреро, – поправился Эдвард, – как раз из тех, которые могут иметь опасные последствия для всех нас. Мне бы хотелось сказать, что помимо самой возможности – которой мы не признаем – того, что кто-то его касался, никто не сумел бы достать из-под него револьвер, затолкать в дуло часть трубки от зонта и вернуть револьвер на место так, чтобы никто этого не заметил. Если никого не обижу моим заявлением, сама мысль о таком маневре представляется мне нелепой.

– Ну, не знаю, – протянул с беспристрастностью судьи лорд Пастерн. – То и дело гас свет, качалась стрелка, и все, разумеется, смотрели на меня – знаете ли, если исходить из фактов, такое вполне возможно. За себя ручаюсь, что ничего бы не заметил.

– Джордж! – отчаянно прошептала Фелиситэ. – Ты хочешь нас подставить?

– Я хочу истины! – раздраженно крикнул ее отчим. – Некогда я был теософом, – добавил он уже тише.

– Ты был и остаешься полоумным, – сказала его жена, закрывая лорнет.

– Так-так, – произнес Аллейн, и внимание оркестрантов, служащих ресторана и его гостей, отвлекшееся было на семейную перепалку, снова сосредоточилось на нем. – Нелепый или нет, а я этот вопрос задам. Разумеется, вас ничто не заставляет на него отвечать. Кто-либо из вас трогал сомбреро лорда Пастерна?

Все молчали. Официант, собравший осколки стекла, распрямился с нервной улыбкой.

– Прошу прощения, сэр, – сказал он.

– Да?

– Молодая леди, – официант поклонился в сторону Фелиситэ, – запускала руку под шляпу. Я обслуживал их столик, сэр, и случайно заметил. Надеюсь, вы простите, мисс, но я действительно случайно заметил.

Карандаш Фокса шелестел по бумаге.

– Спасибо, – сказал Аллейн.

– Ну, это уж абсолютно слишком! – вскричала Фелиситэ. – Что, если я скажу, что это неправда?