Убийство, шоколад и рояль в кустах
Шрифт:
– И что же?
– Она, как ни странно, подтвердила! Достала из сумки четыре скомканные бумажки. Это были последние письма, самые первые она долгое время выбрасывала.
– Ты прочитал их?
– Конечно, внимательно прочитал и приобщил к заявлению.
– И что же там? Не томи!
– А вот это уже не твоего ума дело! – Обиделся участковый. – Ты добровольно помогаешь полиции, или это полиция помогает тебе развлекаться?
Глаша презрительно фыркнула и вошла в дом. Толик радостно покатился за ней. Они поднялись на второй этаж и оказались в зале с натюрмортом на широком подоконнике.
Толик оглядел комнату:
– Отсюда есть выход в общий коридор второго этажа, по которому мы шли вечером?
– Да. Вот эта заколоченная дверь. Она не открывается.
– Ты вчера попала в соседнюю комнату через балкон?
– Да. Иди за мной, покажу!
Глафира повернула шпингалет на балконной раме, и они вышли из комнаты. Толик тут же свесился с перил:
– Высоко!
– Да. Падать будет неприятно. Так вот, я шла по балкону и заглядывала в окна.
– Понятно! – Участковый уполномоченный прошел мимо разбитого окна соседней комнаты. Приблизился к закрытой раме Готического зала и подергал ее за ручку. Она было надежно заперта. Толик кивнул на соседний оконный проем. – А там была кровь?
– Совершенно верно!
Они прошли дальше и оказались у низкого подоконника красной комнаты.
– Угу. – Промычал участковый уполномоченный. – Так я всё себе и представлял.
С другой стороны усадьбы, во дворе со стороны музея послышался шум мотора подъехавшего автомобиля. Толик посмотрел на часы, как-то болезненно дернулся и потянул Глафиру назад к выходу:
– Пойдем! Ты должна быть на месте и искать свой альбом!
Они вернулись на исходную позицию.
Участковый уполномоченный еще раз оглядел небольшой зал, потом подошел к заколоченной двери, резко сорвал с нее прибитые крест-накрест раскрошившиеся доски. Глафира только зажмурилась на миг! Толик надавил ладонью на створки, и они с жалобным скрипом поддались. Он выглянул в открывшийся коридор, затем вышел. Постоял несколько секунд, прислушиваясь. Потом повернулся к Глаше, приложил указательный палец к своим губам, закрыл дверь с другой стороны, и наступила совершенная тишина!
Оставшись одна, молодая женщина без сил опустилась на стул. Таинственное поведение Толика и его крайняя заинтересованность происходящим в Усадьбе отчасти объяснилась. Если Любовь Петровская действительно получала письма с угрозами, то кровавые «послания» в особняке могли быть последующими звеньями этой цепи.
Сквозь закрытые двери снизу послышались тихие голоса. Глаша прислушалась, но они были так далеко, что ничего разобрать не получилось. Она чуть-чуть приоткрыла освобожденные Толиком из плена дверные створки и переставила свой стул ближе к ним.
«Если угрожающие кровавые композиции появились именно в Усадьбе, – продолжала сама с собой рассуждать Глафира, – То это значит только одно – что человек, занимающийся этим, хорошо осведомлен о планах Шоколадной леди и об её передвижениях!»
На деревянной лестнице в центре дома послышались неторопливые тяжелые шаги. Глаша замерла. Шел один человек.
Он поднялся на второй этаж, помедлив, повернул направо – в коридор, ведущий к красной комнате. Но у красной комнаты шаги не задержались.
Пару долгих минут анонимный посетитель сохранял полную тишину. Видимо, он ошарашено разглядывал готическую роспись на высоких, четырехметровых стенах. Потом шаги совершили небольшой круг в центре комнаты и затихли.
– Без комментариев! – Тихо произнес ровный, до слез знакомый голос.
Впоследствии, какое-то время спустя, Глаша утверждала, что совершенно не удивилась. Что она обо всем догадалась уже накануне! И что заговорщик из Толика получился крайне ненатуральный!
А в ту минуту Глафира просто с удивлением обнаружила, что ноги сами, без участия разума, несут ее в соседнюю комнату! Там, в самом центре Готического зала, стоял растерянный Даниил. При ее появлении в дверях, он успел только опустить взгляд с расписанного драконами потолка, растерянно улыбнуться и распахнуть объятья, чтобы получить впорхнувшую в них Глашу.
– Всё! Поймал. – Тихо сказал московский инспектор, прижав ее к себе. – Больше не вырвешься. Не надейся.
Глафира уткнулась лицом в узел его галстука и подумала о том, что меньше всего ей сейчас хотелось бы вырываться.
– С ума сошли? – Вдруг послышался за их спиной страшный шепот Толика. – Ну-ка идите отсюда! Шоколадная компания пожаловала!
И точно, на первом этаже раздался стук, вскрики, истерический голос нервного Эдика, женские восклицания и топот нескольких пар ног.
– Быстро! – Толик вытолкал из Готического зала Даниила и Глашу, запер замок непонятно откуда взявшимся у него ключом. – Быстро, быстро!
Они все втроем скрылись в комнате с сундуком. Толик плотно соединил гнилые дверные створки и припал к ним ухом, перед этим погрозив друзьям кулаком, на всякий случай.
В коридоре, совсем рядом, послышался грохот упавшей небольшой коробки, горестные стенания по этому поводу, женский хриплый властный голос, звон ключей.
– Что у вас опять происходит? – Едва слышно спросил Даниил.
Толик сделал страшные глаза.
– Сейчас узнаешь! – Почти коснувшись губами уха московского инспектора, прошептала Глаша. Он тут же попробовал снова поймать ее в объятья, но в эту секунду Усадьбу огласил истошный вибрирующий бабий визг. Толик, будто только этого и ждал, рывком распахнул дверь и бросился в коридор. Глаза Даниила обреченно застыли:
– Это какое-то трагическое дежа-вю! – Произнес он, выпустил руку Глафиры и поспешно направился вслед за Толиком. Она, не медля ни секунды, прошмыгнула за ними.
Вопль продолжал тонко вибрировать.
Следом за инспекторами Глаша вошла в Готический зал. Визжал Эдик. Он закрыл уши ладонями, зажмурил глаза и широко разинул рот. Всем корпусом он был развернут на рояль.
Толик подошел к Эдику сзади и деликатно постучал пальцем по плечу. Вопль оборвался. Эдик обернулся и увидел перед собой незнакомого мужчину в голубой форме с блестящими погонами.
– Полицию вызывали? – Негромко спросил незнакомый мужчина. И добавил. – Я участковый.
– Вызывали! – Экзальтированно ответил Эдик, блеснув сотней блесток на желтой футболке. – Я чуть не умер!