Убийство, шоколад и рояль в кустах
Шрифт:
Пол был выметен. Широкие оконные рамы оказались закрытыми плотным серым полиэтиленом. По полу гулял сквозняк, поигрывая краем зеленой сетки. Глаша насторожилась. Прошла за козлы и внимательно пригляделась. Так и есть, одно их угловых узких стекол было разбито.
Глафира протиснулась в образовавшуюся брешь и, вслед за таинственным посетителем, выбралась на улицу.
Кругом стояла тишина. Первым желанием Глаши было убежать подальше от Усадьбы. Но боковая дверь с другой стороны дома, через которую она вошла, оставалась открытой, негоже было бросать реставрируемую
И вот тут она испугалась во второй раз, да так, что мелкие мурашки пробежали по рукам.
Угол, который она перед уходом оставила забрызганным кровью, был тщательно, хоть и в спешке, промыт большим количеством воды – размашисто, чисто! Внизу осталась лужа, кое-как размазанная широкими движениями. Опять была оставлена мокрая россыпь следов, на этот раз чистых, прозрачных, уходящих на балкон через низкий подоконник.
Прижав руки к груди, чтобы унять колотящееся сердце, Глафира двинулась по мокрой дорожке.
След, становясь тоньше, провел ее через балкон в ту комнату, где стоял сундук с альбомами и этюдниками. Спустился по винтовой лестнице вниз, превратившись в редкие капли, и окончательно исчез у открытой настежь боковой двери.
Глаша заперла ее и бросилась прочь, на Верхнюю улицу – к подруге Маше.
К огромной своей радости Глафира увидела во дворе Машиного дома полицейскую машину. Правда, как оказалось, Толик уже собрался уходить. Он бодро выкатился на крыльцо, сдвинул фуражку на затылок, прижал к груди большой бумажный пакет с пирогами и, повернувшись назад, скрылся за дверьми по пояс. Оттуда послышался громкий звук горячего поцелуя. После чего участковый уполномоченный вернулся в исходное положение, организовал на лице официальное выражение и двинулся вниз, к машине.
Глаша тем временем вошла во двор.
– Толик, пожалуйста, удели мне пару минут твоего драгоценного времени!
– Пирог хочешь?
– Спасибо, нет! Ты торопишься?
– Если я нужен тебе, мой прекрасный друг, то все остальные дела перестают для меня существовать! От Даниила что-нибудь слышно? Звонил?
– Нет. Не звонил. Ни разу. Ты уже спрашивал…. Послушай, я хочу тебе сказать….
– А мне звонит каждый день. Требует ответа – льешь ли ты слезы о бедном инспекторе?
– Лью. Можешь так и передать…. Толик, дорогой, стань хоть на секунду серьезным!
– Тебе не помешает, если я буду жевать?
– Не помешает – это твое нормальное состояние. Сосредоточься!
– Да! – Толик отправил в рот половину пирога.
Из дому, услышав голос подруги, вышла Марья, милая блондинка с большими серыми глазами. Она, как и Глаша, была одета в длинное черное платье, сидящее на ней ладно и кокетливо. Грудь ее украшал большой золотой крестик на длинной цепи, искусно спрятанный в кружевном
– В Усадьбе происходит что-то странное. Я очень напугана, поверь мне!
Толик перестал жевать, насторожился. Оглянулся на Машу. Та широко распахнула серые глаза:
– Глаша, пожалуйста, не говори так! Ты же никогда ничего не боялась!
– Машенька, все дело в том, что мы с тобой боимся по-разному!
– Это точно! – Охотно согласился Толик. – Моя Машка боится так, что любо-дорого, уши закладывает!!! Это от тебя даже мышиного писка не дождешься. Что там в Усадьбе? Докладывай.
– Ты же знаешь, Карп сдал особняк на четыре дня для фотосессии фабрике «Шоколеди»….
– Это Любке-то Пулькиной с Чайной улицы?
– Да. – С трудом сдержав улыбку, подтвердила Глаша. – Реставраторы уехали. Любка со своей командой тоже исчезла, их рабочий день в Усадьбе на сегодня закончился.
– Вот и хорошо! И ты отдыхай! Иди, сериал погляди какой-нибудь.
– Дослушай же!
– Ну?
– Сразу после отъезда команды «Шоколеди», я пошла в Усадьбу, взять свои альбомы….
– У тебя есть ключи?
– Разумеется.
– Плохо…. И что было дальше?
– Я поднялась на второй этаж, в тот зал, в котором мы с Машей пишем натюрморт с сухими розами на старом подоконнике.
– Видел вчера. И что стряслось с вашими сухими розами?
– С ними все в порядке. Я хотела забрать альбом и уйти, но вдруг увидела странную вспышку со стороны балкона.
– Вспышку?
– Да, знаешь, такие случаются, когда на движущееся стекло попадает солнечный свет!
– Понятно! – нахмурился Толик. – Если все уехали, то кто тогда мог двигать стекло?
– Ага! И ты начал соображать!
– Продолжай!
– Я вышла на балкон и стала осматривать комнаты – одну за другой. Вдруг я услышала осторожные шаги в глубине дома, а еще через несколько секунд – звук разбитого стекла.
Маша тихо охнула и, подойдя к Толику, обняла его за локоть двумя руками.
– Я дошла до квадратной красной комнаты с шелковыми обоями. – Продолжила Глаша. – Забралась в нее через окно, и в углу у самой двери, нашла большое кровавое пятно. Будто бы зарезали кого-то, а кровь очень старательно собрали в ведро. На полу остался след от его круглого дна.
Толик замер с остатком пирога в руке, умиленно глядя на подругу своей невесты:
– И ты, конечно же, ничего не трогая, сразу ушла оттуда и вызвала полицию? – Вопросительные интонации в его голосе были сильно перекрыты изрядной долей скепсиса.
– Нет, прости! Я как-то не подумала об этом. Я пошла по следу. Когда ведро уносили – на полу оставались хорошо различаемые капли.
– Глашка! – плаксиво воскликнул Толик. – Я тебя буду запирать в доме, на ключ! Пойми, твоя тяга к приключениям закончится плохо! Я обещал Даниилу, что буду присматривать за тобой!
– Я не кошка на прогулке, чтобы за мной присматривать! – спокойно ответила Глаша. – И я не собственность господина инспектора. Слушай дальше, это еще не все!
– Не сомневаюсь.