Убийство Сталина. Все версии и ещё одна
Шрифт:
Итак, если мы решим задаться вопросом, кому была выгодна смерть Сталина, то по порядку карьерного скачка идут Маленков и Игнатьев, а за ними Хрущев.
Если вы глянете на послужной список Игнатьева, в котором нет ничего значительного (Хрущев, скажем, был первым секретарем ЦК Украины, Маленков — членом ГКО во время войны), то засомневаетесь в том, что эта серая незаметная мышь просто так прыгнула настолько высоко.
Более того, есть основания полагать, что дата 2 марта была рубежом для Игнатьева — 3 марта он бы уже не был даже министром МГБ. Историки не придают значения цели, с которой Сталин позвал к себе ряд членов Президиума ЦК на ужин в субботу 28 февраля. А дело в том, что 2 марта в понедельник должно было быть заседание Президиума ЦК, и Сталин собрал товарищей 28 февраля, чтобы неофициально обсудить вопросы повестки дня этого заседания. О том, что это были за вопросы, сегодня можно только догадываться,
Дело в том, что вопрос об этой реорганизации в числе 16 других вопросов Президиум ЦК и Совмина решили 5 марта 1953 г., в день смерти Сталина (но когда Сталин был еще жив). На все 16 вопросов у членов Президиума ушло 40 минут. До 5 марта члены Президиума и правительства дежурили у постели Сталина и на Президиум не собирались. Такой вопрос, как реорганизация двух ведомств, не может быть решен мгновенно, за 2,5 минуты — это исключено. Такие вопросы обсуждаются очень долго и заблаговременно, поскольку влекут за собой уйму сопутствующих вопросов: от объема дел нового ведомства до кадровых вопросов — кто будет руководить, замы, куда деть высвободившихся и т. д. Причем, само объединение этих двух ведомств непонятно с деловой точки зрения. Во всех крупных странах полиция и госбезопасность разделены, и в СССР их начали разделять до войны и окончательно разделили в 1943 г.
И вдруг снова объединение с тем, чтобы после убийства Берии их опять разъединить…
Отсюда следует два безусловных вывода. Во-первых, вопрос об объединении МВД и МГБ обсуждался уже давно и был в деталях проработан настолько, что в четверг 5 марта была просто поставлена точка, а если бы Сталин не заболел и провел заседание 2 марта, то точка была бы поставлена именно на плановом Президиуме ЦК в понедельник.
Во-вторых. Непонятное объединение МВД и МГБ проводилось Сталиным под Берию персонально, другого ответа просто нет. Это означает, что ни министр МВД Круглов, ни министр МГБ Игнатьев своим должностям не соответствовали, полноценной замены им Сталин не видел и решился снова поручить МВД и МГБ Берии. (То, что Сталин решил перегруженному атомными делами Берии поручить еще и эти министерства, говорит о том, что вопрос о них стоял очень остро. Иначе бы тянули время, подыскивая подходящую замену этим министрам).
Министра СССР назначает Президиум Верховного Совета СССР (по представлению Президиума ЦК), а заместителей министра назначает Совет Министров СССР. Следовательно, персональный вопрос с заместителями нового министра МВД был решен тоже Председателем Совмина Сталиным: ими стали Серов и Круглов. Игнатьев в новом министерстве не предусматривался, т. е. в понедельник он был бы просто снят с должности и вряд ли ему светило повышение — ведь в секретариате ЦК он, по сути, занял освободившуюся после смерти Сталина должность.
П. Судоплатов в своих воспоминаниях «Разведка и Кремль» пишет: «В конце февраля 1953 г., за несколько дней до смерти Сталина, я заметил в поведении Игнатьева нарастающую неуверенность» [29] . А в «деле Берии» отмечено, что, став министром объединенного МВД, Берия неоднократно объяснял подчиненным, что в 1938 г. партия назначила его на пост наркома НКВД, чтобы он разгромил ежовщину, а сегодня его цель — разгромить игнатьевщину.
Скажем прямо, смерть Сталина была для Игнатьева не просто выгодной, она, судя по всему, была для него спасением.
29
П. Судоплатов. Разведка и Кремль. С. 362.
Интересна дальнейшая судьба Игнатьева. В апреле Берия делает энергичный маневр, и Игнатьев тихо, но далеко улетает: сначала в никуда — его исключают даже из членов ЦК на пленуме 28 апреля, но уже на пленуме 2 июля 1953 г., посвященном «делу Берии», Игнатьева, по предложению Хрущева, снова избирают членом ЦК, после «суда над Берией» в декабре 1953 г. он секретарь Башкирского обкома КПСС, с 1957 г. — секретарь Татарского обкома, а с 1960 г. он, в 56 лет, на пенсии.
При Игнатьеве МГБ начало борьбу с еврейским космополитизмом, при нем были произведены аресты по «делу врачей», при нем было расследовано дело Еврейского антифашистского комитета, члены которого при нем же были и расстреляны. После разоблачения «культа личности» Сталина все это было названо «произволом», все подследственные и осужденные — «невиновными жертвами». Казалось бы, что евреи и еврейская
30
Ю. Мухин. Убийство Сталина и Берия. М.: Крымский мост — 90. Форум, 2002. С. 395–400.
По мнению Ю. Мухина заслугой СД. Игнатьева перед партией является его активное участие в заговоре по ускорению смерти Сталина. Однако в заговоре невольно участвовали еще и лечащий врач, с которым Игнатьев приехал по вызову охраны к умирающему вождю. Присутствие врача было крайне необходимо, поскольку охрана могла поверить тому, что со Сталиным все нормально, только врачу, которого она хорошо знала. Значит, лечащий врач является таким же участником убийства Сталина, как Игнатьев и Хрущев. Только врач, постоянно наблюдавший за здоровьем вождя, мог успокоить охрану, сказав им, что «Сталин немного перепил и ему нужно дать спокойно отоспаться».
Так, весьма произвольно трактуя «пристрастие» Сталина к алкоголю, строит свою версию «от противного» Ю. Мухин. Однако автор этой версии забывает одну весьма важную в данном случае деталь — Сталин не употреблял алкоголя вообще. Кому, как не В. Жухраю знать об этом? Но В. Жухрай категорически утверждает, что все «возлияния» Сталина — это чистая имитация, он всегда пил только соки, искусно имитированные под вино. Недаром охранники во всех версиях твердо настаивают, что на поздней встрече Сталина с «Четверкой» подавали сок.
Следовательно, версия о присутствии некоего лечащего врача Смирнова в момент прибытия к заболевшему Сталину Игнатьева и Хрущева весьма сомнительна, хотя доказательства Ю. Мухина о существовании такого врача, безусловно, интересны.
Как мы уже отмечали, А. Рыбин в своих «Записках телохранителя» неоднократно упоминает имя другого лечащего врача — Кулинича, а также один раз упомянул «домашнего врача» Захарову, но о таком враче, о котором пишет Ю. Мухин, он не обмолвился ни разу. Например, он пишет, что: «Доктор Кулинич брал кровь из пальца (у Сталина. — А.К.), делал уколы от гипертонии. Но в последнее время, если одолевала гипертония или очередная ангина, он (Сталин. — А.К.) к врачам не обращался… а брал у Поскребышева, бывшего фельдшера, необходимые таблетки» [31] . А. Рыбин категорически отрицает возможности отравления Сталина, полагая, что смерть вождя наступила по вполне естественным причинам: «Но о причинах заболевания Сталина могут говорить, писать только телохранители Сталина, коменданты дач подполковник И. Орлов, подполковник М. Старостин, подполковник В. Туков, помкоменданта Петр Лозгачев, домашние врачи Кулинич, Захарова» [32] .
31
А. Рыбин. Рядом со Сталиным (Записки телохранителя). М.: Ветеран, 1992. С. 56.
32
А. Рыбин. Кто отравил Сталина (Записки телохранителя). М.: Гудок, 1994. С. 3.
Откуда появился лечащий («домашний») врач Смирнов? И почему в воспоминаниях свидетелей болезни и смерти Сталина его имя ни разу не упомянуто? Ю. Мухин полагает, что, во-первых, имена лечащих врачей Сталина были засекречены, а, во-вторых, изо всех медицинских архивов, связанных с лечением Сталина, были изъяты материалы, где упоминалась фамилия этого лечащего врача. Ю. Мухин по этому поводу пишет: «…телохранители Сталина, пока видели, что Сталин еще дышит, не пошли бы ни на какой сговор с Хрущевым и Игнатьевым и потребовали бы к потерявшему сознание Сталину врача. Только врач мог их успокоить и сказать, что «Сталин перепил и ему нужно дать отоспаться». Причем это должен был быть врач, которого телохранители хорошо знали, и таким врачом мог быть только один из лечащих врачей Сталина. Более того, он по должности обязан был бы примчаться впереди всех. Но ни один свидетель последних дней жизни Сталина не упоминает о его лечащем враче.