Убийство в частной клинике

Марш Найо

Она быстро направилась к его кабинету, и муж последовал за ней. Снизу донесся звук — Нэш открывал дверь.

— Сэра Дерека и супруги нет дома, мадам.

— Однако свет в кабинете горит.

Супруги обменялись испуганными взглядами.

— Вероятно, там мистер Джеймсон.

— Именно его я и хотела повидать.

Нэш растерянно пробормотал что-то. Затем они услышали стук, с которым зонт мисс Рут О’Каллаган занял свое место в стойке. Не сговариваясь, супруги подошли к камину, и леди О’Каллаган закурила.

Открылась дверь, и появилась Рут. За ней мелькнуло страдающее лицо Нэша.

— Вот вы где, дорогие. А Нэш сказал, что вы ушли.

— Нас только «нет дома», дорогая, — объяснила Сесиль. — Дерек ждет врача. Нэш сглупил, не сообразив, что вас это не касается.

— Ах вот как! — воскликнула Рут. — Нет, Дерри, дорогуша, тебе таким способом не избавиться от своей старушки сестры. Я пришла специально к тебе, и сильно рассержусь и жутко обижусь, если ты не выполнишь мою просьбу.

Она порылась в бездонной сумке и извлекла из ее глубин знакомый запечатанный белый пакет.

— Рут, я не могу глотать любое лекарство, которое попадается тебе на глаза!

— А я и не жду, что ты меня послушаешься. Понимаю, ты считаешь, что твоя старушка сестра выжила из ума. Но она знает, что полезно ее большому знаменитому брату. Сесиль, вас он послушается. Убедите его принять один малюсенький порошочек. Они просто замечательные. Вот, прочитайте письма…

Нетерпеливыми, неловкими пальцами она распаковала пакет, где лежала круглая зеленая коробочка, украшенная изображением обнаженного мужчины, перед которым было нарисовано нечто напоминающее разряд электрического тока.

— Порошков всего шесть, — возбужденно продолжила Рут. — Но уже после первого отмечается заметное улучшение. «Живительные вольты». Пришли сотни писем от терапевтов, хирургов, политиков — да-да, Дерри, от многих политиков. Они буквально молятся на эти порошки. Не поверишь: у них были абсолютно те же симптомы, что у тебя.

Ее напористость вызывала жалость. И вся она, со своими толстыми руками, водянистыми глазами и огромным носом, казалась неуклюжей и неукротимо пылкой.

— Рут, ты же не знаешь, какие у меня симптомы! — Еще как знаю. Сильные схватки в животе. Сесиль, прочитайте все, что здесь написано.

Леди О’Каллаган взяла коробочку и посмотрела на капсулу с лекарством.

— Дам ему сегодня на ночь, — пообещала она, словно потакая раскапризничавшемуся ребенку.

— Супер! — Рут имела привычку вворачивать в свою речь жаргонные словечки. — Рада до ужаса. Утром все твои боли исчезнут. — Лучезарно улыбнувшись, она сделала рукой неопределенный жест.

— А теперь, моя старая девочка, боюсь, что улетучиться придется тебе. — Сэр Дерек тщетно пытался подстроиться под ее легкомысленный тон, изображая братскую игривость. — Кажется, я слышу, что ко мне явился Филиппс.

— Пойдемте, Рут, — предложила Сесиль. — Нам пора удалиться. Спокойной ночи, Дерек.

Рут приложила к губам шишковатый палец и притворно жеманно на цыпочках направилась к двери, но на пороге повернулась и послала брату воздушный поцелуй. Дерек услышал, как они поздоровались с сэром Джоном Филиппсом и стали подниматься по лестнице. Обрадовавшись, что избавился от сестры, О’Каллаган с удовольствием предвкушал дружескую встречу со своим старинным приятелем. Вот уж поистине будет настоящим облегчением рассказать ему, каким больным себя чувствует, и выслушать, насколько он действительно болен. Может, Филиппс даст ему какое-нибудь лекарство, которое хоть на время поможет. Ему уже стало немного лучше. Его болезнь скорее всего пустяк. Филиппс во всем разберется. В приятном ожидании сэр Дерек повернулся к двери. Створки распахнулись, и появился Нэш.

— Сэр Джон Филиппс, сэр.

Врач вошел. Высокий мужчина, он привычно горбился. С тяжелыми веками глаза необыкновенного светло-серого цвета были пронзительно блестящими. Никто не видел его без монокля, и ходил слух, будто и во время операций он держится у него в глазу без шнурка. Нос походил на клюв, а нижняя губа хищно выпячивалась вперед. Он был не женат и никем не увлечен, поэтому поговаривали, что все пациентки в него влюблялись. Видимо, медики уступали лишь актерам в выигрыше от того, что обладали тем странным качеством, которое зовется индивидуальностью. Сэр Джон Филиппс был личностью. И его резкость очаровывала не меньше известности, которую он заработал благодаря своим блестящим способностям.

О’Каллаган шагнул к нему и протянул руку:

— Филиппс, рад вас видеть!

Врач сделал вид, будто не заметил его руки, и неподвижно стоял, пока за Нэшем не закрылась дверь. И только тогда заговорил:

— Ваша радость уменьшится, когда узнаете, с чем я явился.

— Не понимаю. О чем вы говорите?

— Я с трудом могу поверить, что вообще говорю с вами.

— Что, черт возьми, вы имеете в виду?

— Именно то, что сказал. Я обнаружил, что вы мерзавец, и пришел заявить вам об этом.

Несколько мгновений О’Каллаган молча смотрел на него, а затем произнес:

— Вы серьезно? Вы пришли только для того, чтобы меня оскорбить, и тут же уйдете? Или я имею право получить объяснения?

— Вот вам объяснения, всего в двух словах: Джейн Харден.

Наступило долгое молчание, мужчины обжигали друг друга взглядами. Наконец О’Каллаган отвернулся. На лице появилось упрямое, обиженное выражение, и на него стало смешно и неприятно смотреть.

— А что такого с Джейн Харден? — спросил он.

— А то, что она медсестра в моей больнице. И долгое время ее счастье очень много для меня значило. Я просил ее руки. Она много раз мне отказывала. Сегодня объяснила почему. Вы, судя по всему, воспользовались дружбой с ее отцом и их нынешним бедственным финансовым положением. Разыграли роль старого друга семьи и одновременно дамского угодника.

— Не представляю, о чем вы.

— Не лгите, О’Каллаган!

— Послушайте…

— Мне известны факты.

— Что за историю вам про меня наплели?