Убийство в Фоулкс-Рэте
Шрифт:
— Череп сквайра Аддлтона был расколот им сверху донизу, как гнилое яблоко, — ответил Лестрейд. — Можно считать чудом, что он оставался в сознании, пусть и столь короткое время. Но это чудо обернулось против мистера Верзитона, — удовлетворенно добавил он.
— Насколько я понял, сквайр успел назвать его имя?
— Он едва слышно прохрипел что-то вроде «Верзитом», то есть произнес имя настолько правильно, насколько это было в силах умирающего человека.
— С этим трудно спорить… Но, простите, кто это? Нет, мэм, не подходите ни на шаг ближе, умоляю вас. На камин в данный момент женщине
В комнату буквально ворвалась худенькая изящная девушка, облаченная в траурные одежды. Ее темные глаза лихорадочно блестели на фоне бледного лица, а руки она заломила перед собой в невыразимом отчаянии.
— Спасите его! — вскричала она жалобно. — Он ни в чем не виновен. Могу поклясться чем угодно! О, мистер Шерлок Холмс, спасите моего мужа!
Ее мольба тронула сердца всех нас, и даже, как мне показалось, Лестрейда.
— Я сделаю для этого все, что в моих силах, мэм, — мягко сказал Холмс. — Но сначала я попрошу вас рассказать о своем муже.
— Уверяю вас, что он — добрейший из людей.
— Охотно верю. Но мне нужно, чтобы вы описали его. К примеру, на ваш взгляд, он выше ростом, чем был сквайр Аддлтон?
Миссис Верзитон бросила на Холмса удивленный взгляд.
— Боже мой, конечно же, нет! — воскликнула она. — Рост сквайра значительно превышал шесть футов.
— Так. А теперь, мистер Винсент, не могли бы вы в точности сообщить, когда именно сквайр впервые начал продавать отдельные части своих владений?
— Первая такая сделка была совершена еще два года назад, со времени второй прошло около шести месяцев, — с готовностью, но торопливо ответил юрист. — А сейчас, мистер Холмс, если мое присутствие здесь больше не требуется, я бы проводил миссис Верзитон обратно в гостиную.
Мой друг лишь поклонился в ответ.
— Нет никакой необходимости дольше задерживать миссис Верзитон в таком месте, — сказал он. — А мне хотелось бы переговорить с дворецким.
Пока мы ждали, Холмс подошел к открытому окну и, заложив руки за спину и уперев подбородок себе в грудь, стал всматриваться в простиравшуюся позади дома равнину. Вернувшийся за письменный стол Лестрейд покусывал кончик своей ручки и с любопытством наблюдал за Холмсом.
— А, вот и вы, Морстед! — приветствовал старика Холмс, когда дворецкий вошел в зал. — Не сомневаюсь, вы преисполнены желанием сделать все, чтобы помочь мистеру Верзитону, и спешу вас заверить, что мы прибыли сюда с той же целью.
Взгляд Морстеда нервно метался между Лестрейдом и Холмсом.
— Прошу вас, успокойтесь, — продолжал мой друг. — Уверен, вы сможете оказать нам содействие. Припомните, к примеру, не получал ли сквайр каких-либо писем с вчерашней вечерней почтой?
— Да, было одно письмо. Точно так, сэр.
— Хорошо! Не могли бы вы поделиться с нами подробностями?
— Боюсь, что нет, сэр. Это был обыкновенный дешевый конверт, какими обычно пользуются в наших краях, и штемпель на нем тоже был местный. Но вот что меня удивило… — старый слуга колебался, словно не зная, как продолжить.
— Что же именно вас удивило? Возможно, нечто в поведении сквайра? — спросил Холмс без своего обычного напора.
— Да, сэр, так оно и было. Как только я, значит, письмо ему передал, он вскрыл конверт и стал читать. А потом я посмотрел на его лицо и был только рад поскорее убраться из комнаты. Позже, когда я вернулся, сквайр уехал из дома, а в камине лежали обугленные остатки сожженного письма.
Холмс потер ладони.
— Ваша помощь поистине неоценима, Морстед, — сказал он. — А теперь напрягите, пожалуйста, память. Как вам, возможно, известно, шесть месяцев назад ваш хозяин продал участок земли. Не припомните, чтобы он тогда получил подобное письмо?
— Нет, сэр.
— Что ж, это можно понять. Спасибо, Морстед, думаю, что на этом все.
Нечто в голосе Холмса заставило меня внимательнее взглянуть на него, и я поразился происшедшей с ним перемене. В глазах блестело возбуждение, а на щеках проступил легкий румянец.
— Присядьте, Уотсон, — велел он. — Нет, лучше туда, на табуретку.
Затем он достал из кармана свою лупу и приступил к осмотру.
Наблюдать за ним было увлекательнейшим занятием. Пятна крови, очаг и каминная полка, каждый участок пола подвергались методичному и тщательному обследованию по мере того, как Холмс, опираясь на ладони и колени, переползал с места на место, причем кончик его носа едва не касался паркета, а увеличительное стекло в его руке время от времени поблескивало, попадая в лучи предзакатного солнца.
Центр зала был застелен персидским ковром, и я заметил, как, добравшись до одного из его краев, Холмс внезапно застыл на месте.
— Вам следовало обратить на это внимание, Лестрейд, — произнес он тихо. — Здесь остался едва заметный след ноги.
— И что с того, мистер Холмс? — иронично усмехнулся инспектор, подмигнув при этом мне. — По этому ковру уже прошлось немало народу.
— Но ведь дождь не шел по меньшей мере несколько дней. Между тем подошва ботинка, оставившего этот след, была слегка мокрой. И, думаю, мне нет нужды указывать вам, что именно в этом зале легко объясняет наличие на ней влаги. Ну-ка, а это еще что такое?
Холмс что-то соскреб с края ковра и стал пристально изучать под лупой. Мы с Лестрейдом присоединились к нему.
— Ну и что же вы обнаружили? — спросил сыщик.
Ни слова не говоря, Холмс передал ему увеличительное стекло и вытянул свою ладонь.
— Какая-то пыль, — констатировал Лестрейд, глядя сквозь лупу.
— Это не пыль, а сосновые опилки, — поправил его Холмс. — Такие вещи я определяю безошибочно. И, заметьте, я соскреб их с остатков следа башмака.
— Ну, в самом же деле, Холмс! — запротестовал я. — Мне совершенно не понятна…
Мой друг выразительно посмотрел на меня.
— Пойдемте, Уотсон, — сказал он затем. — Мне нужно размять ноги. Давайте прогуляемся до конюшни.
В мощеном каменными плитами дворе мы сразу увидели конюха, набиравшего воду из ручной колонки. Я уже не раз писал о потрясающей способности Холмса легко находить общий язык с простолюдинами. Вот и сейчас после обмена всего лишь несколькими репликами с конюха слетела свойственная выходцам из Суссекса сдержанность, и на предположение моего друга, что, верно, нелегко сейчас определить, каким именно конем воспользовался накануне вечером хозяин усадьбы, тот мгновенно выдал всю необходимую информацию.