Убийство в Леттер-Энде. Приют пилигрима (сборник)
Шрифт:
Она была бледной, трогательной. Такой он ее ни разу еще не видел.
– Так что же этот тип сообщил тебе?
Лоис так понизила голос, что Энтони едва ее слышал:
– Он сказал… мне нужно беречься… яда.
Энтони откинулся на спинку стула.
– Какое странное заявление!
– Да, так ведь? Не очень приятное.
– Совершенно неприятное. С чего он это взял?
Румянец ее возвращался – чистый, яркий, больше всего украшавший ее. Однако без него она выглядела моложе.
«Странно», – подумал Энтони.
Лоис ощутила странное облегчение. Теперь он
– Он говорил очень странные вещи. Сказал, что кто-то хочет отравить меня – совершенно всерьез.
– Еда здесь не настолько скверная.
– Оставь свои шутки. Это было ужасно. Испугать меня нелегко – ты это знаешь. Но он… почти… испугал.
– Хотел, чтобы у тебя по коже побежали мурашки, и, похоже, добился своего.
Лоис покачала головой:
– Не совсем. Но не очень приятно слышать, что кто-то – находящийся рядом – хочет тебя отравить.
– Он так сказал?
– Да, так – кто-то находящийся рядом. Но не сказал, мужчина это или женщина. Ответил, что не знает. Знаешь, он даже сказал, что, возможно, это я сама. – Лоис нервно засмеялась. – А я ответила, что ни в коем случае не стану травиться. Я слишком люблю жизнь, чтобы от нее отказываться.
– Да – думаю, любишь.
Лоис взяла сигарету и подалась к Энтони, чтобы прикурить. Когда кончик сигареты засветился красным и между ними поднялся дымок, она с недоумением произнесла:
– Он сказал очень странную вещь – что существует не один вид яда.
– Как банально – и как верно!
– Тогда это не показалось банальным.
Энтони засмеялся:
– Этот человек обладает чарами – иначе женщины не платили бы ему по десять фунтов.
Лоис недовольно нахмурила слегка выщипанные брови.
– Он очень старый – ничего подобного не было… Ладно, давай поговорим о чем-нибудь другом.
Глава 3
Энтони вышел из ресторана и сел в автобус. Ему определенно требовалось сменить обстановку.
Выйдя из автобуса, он пошел к одному из многоквартирных домов, выстроенных перед войной для конторских служащих. Этот дом не пострадал от войны и, если не считать стекол и окраски, был таким же, как по завершении строительства в 1938 году. В доме был автоматический лифт, и Энтони поднялся в нем на пятый этаж, нажал кнопку электрического звонка, и дверь ему открыла Джулия Уэйн.
Джулия и ее сестра Элли Стрит были дочерьми мачехи Джимми Леттера от второго брака. Энтони и Джимми были двоюродными братьями по линии Леттеров. Когда девочки росли в Леттер-Энде, а Энтони проводил там все свои свободные дни, между ними установились своеобразные отношения близости, привязанности, фамильярности, способные развиться во что угодно от презрения до любви. Собственно говоря, они представляли собой широкую раму, пригодную почти для любой картины.
Возможно, Энтони думал о Джулии, когда сравнивал Лоис с менее удачливыми женщинами, которые могут становиться возбужденными и неряшливыми. Открывающая ему дверь Джулия была именно такой. Ее вьющиеся темные волосы оказались взъерошенными, нос был испачкан в чернилах. Разумеется, будь волосы прямыми, это смотрелось бы хуже, но ни одна девушка не выглядит лучшим образом, изображая пугало. Настроение у самой Джулии немедленно испортилось. Она ожидала рассыльного от булочника и даже не вытерла с лица чернила, – а за дверью оказался Энтони, в которого она влюбилась два года назад… Этого было достаточно, чтобы воспламенить и самый мягкий характер, а Энтони вдобавок только что обедал с Лоис. Конечно же, Джулия изгнала его из сердца – это возможно, когда поставишь себе такую цель. Любовь умерла. Последний раз они виделись два года назад. Посмотрим, шевельнется ли мертвое чувство в своем саване.
Энтони поймал ее сердитый взгляд через порог и подумал, что за прошедшие два года она почти не изменилась. Пусть и не в самом лучшем виде, однако это была все та же Джулия. Высокий лоб, крепкий подбородок, но кости изящные, а между лбом и подбородком темные глаза с густыми ресницами, способные быть страстно радостными или страстно горестными. Джулия была максималисткой, и теперь ее взгляд казался страстно озлобленным.
Энтони положил руку на плечо Джулии, смеясь, развернул ее, вошел в комнату вместе с ней и закрыл за собой дверь.
Передней там не имелось, была одна большая комната, разделенная перегородками на ванную, гостиную, кухоньку. Стоял диван, определенно служивший по ночам кроватью. Были два удобных кресла. Простой крепкий стол оказался завален рукописями, в остальном же комната выглядела на удивление прибранной, цвета в ней были приятными – темными, густыми, спокойными. На полу лежали две ковровые дорожки. Энтони понравилась комната Джулии, он даже хотел сказать ей об этом, но передумал.
– Дорогая, у тебя нос в чернилах.
Она сразу же вспыхнула. Все та же прежняя Джулия.
– Если приходишь, когда я работаю, принимай меня такой, как застал. Ты и раньше видел меня с измазанным чернилами носом!
– Видел. Но, как не раз указывал, без чернил ты выглядишь лучше.
– Мне все равно, как я выгляжу!
– Дорогая, к сожалению, это очевидно. Причешись, умойся, а потом можешь посвятить меня в семейные дела.
– Некогда мне, – сказала Джулия. Но ее вспышка уже угасла. Внезапно ей больше всего захотелось где-нибудь укрыться от насмешливого взгляда Энтони.
Она вошла в одну из комнатушек. Когда вышла, чернил на носу не наблюдалось, а волосы были аккуратно причесаны.
– Честно говоря, я не ждала тебя так скоро. Обед с Лоис обычно занимает больше времени.
– Откуда ты знаешь, что я обедал с ней?
– Разве ты не говорил мне? Нет, это она сказала – неужели Лоис промолчит!
– Дорогая, это похоже на женскую неприязнь.
– Это и есть неприязнь.
В ее глазах заискрилась насмешка и тут же угасла. Какой смысл говорить Энтони о Лоис? Он был увлечен ею два года назад, и даже если теперь увлечение прошло, возможно, он лелеет память о ней. Мужчины сентиментальнее женщин. И всегда, всегда, всегда терпеть не могут, если одна женщина дурно говорит о другой.