Убийство в обществе коллекционеров
Шрифт:
В тот день в Фальконе ожидали еще одного гостя. Благородный сыщик пригласил своего коллегу, которого сэр Бартоломью нанял следить за своей супругой. Сэр Малькольм, как оказалось, хорошо его знал. Тот состоял с ним в одном Клубе графоманов. Кристофер Марлоу был не только мастером сыска, но и замечательным писателем. Последний его роман об американских полицейских даже был удостоен премии Честертона.
Маленького роста, коренастый, с круглым, как луна, лицом, он говорил с легким валлийским акцентом и не без гордости представлялся чемпионом Йоркшира по гольфу. В Скотланд-Ярде Марлоу ценили очень высоко и прибегали к его помощи в самых необычных делах, пользуясь тем, что он знал с полдюжины иностранных языков, в том числе турецкий и японский. Сэр Малькольм считал его гением своего дела и почел за честь принять у себя дома.
Форбс же, напротив, относился к Марлоу несколько настороженно. Зная, сколь глубоко уважал его сэр Малькольм, он питал к нему своего рода ревность, хотя признаться в этом, конечно, не решился бы ни за что на свете. Поэтому, когда Кристофер Марлоу вошел, старший инспектор наперекор себе состроил доброжелательную мину, несмотря на то, что новый гость лишал его половины удовольствия, которым он наслаждался всякий раз, когда оказывался в этом доме.
— Господин Марлоу, — сказал сэр Малькольм, — не скрою, я пригласил вас из любопытства. Мне, честно признаться, очень хотелось бы поговорить об Анджеле Смит, супруге сэра Бартоломью.
— О, даже не знаю, что и сказать! — ответил сыщик. — Вот уж действительно, эта женщина — небывалый случай!
Они выпили тост за Ее величество, потом за Скотланд-Ярд и следом за тем, уже с чувством исполненного долга, за дружбу. И Форбс начал мало-помалу оттаивать.
— Знаете, — продолжал Марлоу, — я не выдам никакой профессиональной тайны, если скажу, что это необыкновенная женщина. Сэр Бартоломью подозревал, что она кем-то увлечена, правда, не мог взять в толк, почему. Вот он и обратился к услугам моего агентства. И я очень быстро понял: у леди Анджелы есть в жизни только два увлечения — эзотерика и один мужчина. Половину своего времени она проводила в центрах оккультных наук, а другую половину — либо в храме Митры на Виктория-стрит, часами ожидая, когда там объявится Али Садр, и прячась от госпожи Ховард, либо в доме у иранца, правда, там она никогда подолгу не задерживалась. По-моему, Садр всякий раз вежливо ей отказывал. Словом, скоро дело приняло совсем странный оборот. Мои люди, которых я подключил к слежке за леди Анджелой, обратили внимание, что ее перемещения по Лондону похожи на бесцельные блуждания, и связано это было с ее расстроенным воображением. Она бродила как будто не по настоящим улицам. Посещала ненастоящие собрания. И звонила в двери к ненастоящим людям. Она словно продиралась сквозь сумерки своего сознания, замкнутого на ней самой и на объекте своей якобы страсти.
— Поскольку, — вмешался Айвори, — страсть эта, по-вашему, была такая же ненастоящая, верно?
— Скорее, то была иллюзия страсти, — попробовал объяснить Марлоу. — Ведь, по сути, Садр не давал ей ни малейшего повода думать, что питает к ней какой-то интерес. Он старался избегать ее, а она неотступно его преследовала, даже выслеживала, когда он выходит из дома и когда возвращается. Если же он работал в библиотеке или в музее, она прекращала слежку и снова и снова погружалась в атмосферу сект, которые посещала.
— Иначе говоря, — предположил Айвори, — она была мифоманкой.
— А потом она неожиданно взялась за Катерину Ховард, — продолжал Марлоу. — Мы заметили, что она вдруг отстала от Садра и начала следить за специалисткой по культу Митры. Она ходила за ней буквально по пятам. Нередко случалось, что мы целыми днями напролет следили за ними обеими. И так до того самого дня, когда супруга сэра Бартоломью заметила, что Ховард на пару с Садром выносят экспонаты из Британского музея.
— О, выходит, она все знала! — изумился Форбс.
— И хранила в тайне, — продолжал Марлоу. — Она знала: в один прекрасный день ей удастся использовать столь веский аргумент против соперницы. Только она не догадывалась, что я тоже был свидетелем тех краж. Моим долгом было рассказать обо всем сэру Бартоломью — вслед за тем у них в клубе состоялось собрание, и они, как вам известно, приняли против госпожи Ховард строгие меры.
— А я-то думал, откуда барону стало известно о ее бесчестных проступках, — сказал сэр Малькольм. — Стало быть, от вас.
— И это последнее, что я сделал, поскольку слежка на том и закончилась, — признался Марлоу. — Лондон погрузился в туман, и проку от дальнейшей работы было бы мало. Но если б я и дальше продолжал следить за леди Анджелой, то, возможно, стал бы свидетелем убийства. Однако судьба распорядилась иначе.
— Судьба! — повторил старший инспектор. — То-то леди Анджела сидит в камере и все твердит, что ни в чем не виновата. Она искренне считает себя перстом судьбы.
— Больное воображение действовало на нее как наркотик, — пояснил сыщик. — Сознавала ли она всю серьезность того, что делала? Уверен, против Катерины Ховард она действовала, как лунатик. Это подтверждает тот факт, что, сбросив тело жертвы в Темзу, она отвела лодку точно к тому причалу, откуда ее взяла, несмотря на туман.
Сэр Малькольм покачал головой и прибавил:
— Несмотря на туман в собственном сознании, увы! Психиатр, который ее обследовал, сказал, что она верила, будто свыше ей была ниспослана воля выйти замуж за Садра и родить от него божественное дитя — новоявленного Митру! А Катерина Ховард, по ее разумению, была захватчицей. От ее союза с иранцем должно было родиться чудовище, демон-разрушитель, способный уничтожить мироздание! Над миром нависла угроза! И ей надо было действовать.
— Господи! — удивился Форбс. — Неужели в женской голове может возникнуть эдакая ахинея?
Сэр Малькольм наклонился к своему старому другу и заметил:
— Вспомните, Дуглас, что Садр сказал своему приятелю Сингху: «Боюсь, ревность и безумие идут рука об руку», — а потом прибавил: «Сколько же ненависти рядом с глупостью!» Несчастный парень точно подметил — глупость! Глупость, доведенная до безумия и закончившаяся преступлением!
Тут перед изумленными взорами троих друзей на одну из уток, дремавших на лужайке, налетела какая-то огромная хищная птица и попыталась было унести ее в своих когтях. Но утка оказалась слишком тяжелой, она изо всех сил отбивалась крыльями, меж тем как ее сородичи пустились наутек. В конце концов хищница бросила жертву.
— Вот так, — заметил старший инспектор, — у птиц все как у людей…
— По крайней мере в том, что касается лицемерия и нездорового воображения, — уточнил Марлоу.
В эту минуту пришел Вэнь Чжан и объявил, что обед джентльменам уже подан.