Убийство в спальном вагоне
Шрифт:
Настроение у Надежды испортилось: с одной стороны, было жалко девушку. С другой – время неумолимо бежало, да что там – просто неслось сломя голову к шести часам, когда усталый муж явится с работы – и что он найдет дома? Только голодного, возмущенно подвывающего кота. Где жена, явившаяся после недельной разлуки? Где подарки? Где вкусная, калорийная еда наконец?
Подумав о еде, Надежда сердито сглотнула и с отвращением поглядела на пустую чашку. Кофе ей совершенно не хотелось. И сладкого тоже. Ей хотелось горячего грибного супу и домашних блинчиков с мясом. Или наваристого борща со сметаной и вареников
И на самом деле нужно как можно быстрее нестись на автобусный вокзал, чтобы спасти сумку, а она сидит тут, потому что не может бросить эту несчастную Анфису. Видно, что человек совсем растерялся и не сможет себя защитить.
Надежда снова с ненавистью посмотрела на пустую кофейную чашку и осознала, что Анфиса снова заговорила, глядя невидящими глазами в окно.
Несколько месяцев она собиралась с духом, потом решилась набрать заветный номер. И услышала голос – такой знакомый с детства.
– Это я, Анфиса, – пробормотала она, как будто прыгнув в холодную воду, – ты меня помнишь?
На том конце помолчали всего секунду, потом голос ответил со смешком:
– Разумеется, помню, что у меня есть сестра…
Слова отчего-то застревали у Анфисы в горле, приходилось выпихивать их силой.
– Я бы хотела… мы не могли бы… ну… просто увидеться хоть ненадолго…
Она была сама себе противна – это жалкое, униженное бормотание… Да что с ней такое? Ей же ровным счетом ничего не нужно от сестры – ни денег, ни услуг…
«Нужно! – кричала в ответ ее измученная душа. – Тебе нужна она – самый родной, самый близкий человек на этом свете! Ты не можешь больше страдать в стороне от нее, ты должна быть с ней рядом – хоть изредка, хоть на минуточку…»
– Хорошо, – после некоторого молчания ответила Алиса, – у меня очень плотное расписание, но как раз сегодня… Я уезжаю вечером в Москву, если бы ты пришла на вокзал меня проводить…
– Я согласна! – выдохнула Анфиса.
– В одиннадцать тридцать возле памятника Петру на вокзале, – отчеканила Алиса и отключилась.
Анфиса пришла на вокзал задолго до назначенного срока. Она спряталась за ларек с сувенирами. У памятника Петру Великому в центре зала роилась постоянная озабоченная толпа. Люди несли вещи, кричали на плачущих детей, ловили сбежавшую собаку. До Анфисы никому не было дела.
Ровно в одиннадцать тридцать Анфиса увидела сестру. Она узнала ее сразу, несмотря на то что они не виделись пятнадцать лет. Узнала не потому, что они были похожи. Напротив, если сейчас поставить их рядом, мало кто догадался бы, что перед ним – родные сестры, тем более – близнецы.
В центре зала стояла очень интересная, хорошо одетая молодая женщина. Тщательно подстриженные темные волосы, коротенькая шубка из щипаной норки, дорогой кожаный портфель. Надменный профиль, взгляд – уверенный и невозмутимый. Взгляд хозяйки жизни. Видно было, что эта женщина не станет никого просить об одолжении, она сама уверенно возьмет все, что ей нужно. Она совершенно чужая, поняла внезапно Анфиса. С ней мы никогда не сможем быть близки. Ей ни до кого нет дела, даже до собственной сестры. То есть тем более до собственной сестры. Скромная, незаметная сестричка выпадает из ее мира. То есть она просто туда не вписывается.
Так прошло десять минут. Анфиса все не решалась подойти, потом Алиса взглянула на часы, пожала плечами и пошла уверенной походкой к перрону. Поезд уже подали.
С тех пор они никак не связывались друг с другом. Анфису не беспокоили больше неожиданные боли и беспричинные приступы депрессии, из чего она сделала вывод, что у сестры все хорошо. Либо же их таинственная связь прервалась, чему тоже можно было только радоваться. Она вышла замуж за Стаса и некоторое время о сестре вообще не вспоминала.
Со Стасом оказалось не так весело, как при первом знакомстве. Дома он не пел под гитару и не рассказывал анекдотов. Дома он вообще ничего не делал и вообще старался поменьше бывать, отговариваясь делами. Анфиса полагала, что это из-за отца – стесняется, мол, чувствует себя не в своей тарелке. Позже она поняла, что Стас нигде, никогда и ничего не стесняется.
Бывая с ним в компаниях, она с некоторого времени осознала, что истории его повторяются, и песенки тоже. По образованию Стас был журналист, но ни дня не работал в газете. Он болтался по городу, встречался с какими-то несерьезными людьми, просиживал с ними в кафе и недорогих ресторанах целые дни, бесконечно звонил кому-то по телефону, часто звонили ему, иногда даже ночью, пока этому не воспротивился отец.
Сам себя Стас называл продюсером, но Анфиса плохо представляла, что и кого он продюсирует. Первое время Анфиса ходила с ним вечерами. Но ей ужасно не нравились вульгарные малознакомые девицы, которые тут же висли на ее мужа, визжа и изображая неземную радость. Не нравилось ей, что каждый встречный-поперечный, даже незнакомый, вместо того чтобы просто поздороваться, тут же норовит полезть целоваться. Не нравился шум, слишком громкая музыка, пустые разговоры, жаргонные словечки. Ей жалко было времени, проведенного в душном, полутемном, прокуренном зале, где люди совершенно ничего не делали – не ели, не танцевали, не разговаривали, а только сидели, лениво перебрасываясь пустыми фразами, прикуривая одну за другой сигареты. Ей хотелось домой, где все такое удобное, свое, где так приятно почитать под старой лампой с зеленым абажуром, где тихо и папа за стенкой. Стас же такое времяпрепровождение называл прозябанием.
Они не ссорились – Стас всегда был весел и приветлив. Отец помалкивал, но Анфиса видела, что он не одобряет ее мужа.
Денег Стас в дом приносил мало – только расписывал, какие у него намечаются грандиозные проекты, нужно просто немного подождать. Она не слишком настаивала, привыкла жить скромно. Однако пару раз нашла на его рубашке посторонние длинные волосы, и пахло от Стаса не чужими духами, а чужим телом, что, разумеется, гораздо серьезнее. И даже как-то в ресторане подвыпившая малознакомая девица указала ей пассию Стаса. Она так и сказала – нынешняя пассия. Значит, была прошлая и будущая тоже будет.