Убийство в стиле
Шрифт:
— Это я и надеялся услышать. Вот мой план. Мы встретимся в просмотровой в три часа. Мисс Маунт, разумеется, должна будет найти способ добраться до Элстри, но она сказала, чтобы я сообщил вам, если вы вдруг вздумаете связаться с ней по телефону, чтобы вы не беспокоились.
— Просто восхитительно с ее стороны, должен я сказать.
— Вместо этого она предложила, чтобы вы заехали за ней к ней на квартиру — в Олбани, верно? — в два часа дня, секунда в секунду. «СЕКУНДА В СЕКУНДУ» — это ее собственные слова, и она потребовала, чтобы я сообщил вам, что произнесены они были заглавными буквами. Сказала, что вы поймете.
— Я понял, — сказал Трабшо. —
— Отлично. Значит, мы все четверо встретимся в три.
— Все четверо? Вы, я и Эви. Так кто четвертый? Леви решил, что будет присутствовать сам?
— Видимо, он все еще в Лондоне, видимо, пытается как-то спасти то, что осталось от его фильма. Нет, по совету Леви я пригласил Летицию Морли. Я понимаю, она одна из пяти подозреваемых первого порядка, если у нас вообще есть право считать их такими, но она понаторела в киноделах и сможет провести нас по чащобам. Полагаю, у вас нет возражений против ее присутствия там?
— Ни малейших. Не вижу, чем это может повредить.
— Ну, так до завтра.
Только когда город остался позади них и они оказались в зеленом сердце сельских просторов, Эвадна Маунт осведомилась у Трабшо, как продвигается его расследование. Она, казалось, была в чудесном настроении и даже очень приподнятом. Да, конечно, смерть Коры все еще оставалась тучей на горизонте, но ее инстинкт плаща и кинжала, всегда чуть дремлющий, пробудился, и с процентами. Прямо-таки можно было видеть, как ее ноздри подергиваются, точно у гончей, улавливающей запах лисицы.
Трабшо тоже почти видел, как они подергиваются, и вот почему он предпочел хранить молчание, исключая редкие и нарочито банальные фразы.
В конце концов заговорила Эвадна.
— И снова по какой-то причине ваша нудная многословность вас оставила.
— Моя многословность? В вашем обществе? Курам на смех!
— Но вы должны знать, — продолжала она, — как отчаянно я хочу услышать, что вам принесли ваши розыски.
— Какие розыски?
— Пожалуйста, Юстес, не играйте со мной в глупые игры. Вы мне сами сказали, что намерены проверить, где находились все наши подозреваемые в день пожара на вилле Аластера Фарджиона. И когда я вчера говорила с Томом Колвертом по телефону, он подтвердил, что вы с ним целый день только этим и занимались.
— И кроме того, он сообщил вам, преуспели мы или нет?
— Да, сообщил.
— Тогда зачем спрашивать меня?
Она ласково похлопала его по колену.
— Бедный Юстес, я знаю, как разочарованы вы должны быть. Не в моем духе злорадствовать, не в моем духе говорить, я же вам говорила, но… если вы будете честны, вам придется согласиться, что…
— Вы же мне говорили.
— Вот именно.
— Знаете, Эви, — сказал Трабшо, — вы, может быть, правы, и вы, бесспорно, говорили мне это, но я просто не в силах не чувствовать, что что-то там да не так.
— Что вы подразумеваете?
— Ну, хорошо. Мы провели целый день вчера, расспрашивая их, всех пятерых, где они были во время пожара и с кем. И все до единого имеют алиби. Это попросту ненормально.
— А почему, собственно? Вы говорите про алиби, но говорит в вас полицейский. Таков парадокс Скотленд-Ярда. Чем непробиваемее чье-то алиби, тем подозрительнее оно кажется вам, сыскарям. Но когда вы говорите, что они все до единого имеют алиби, это означает только, что они все до единого находились в тот день в каком-то другом месте, так же, как и вы находились в тот день в другом месте — со мной, между прочим, — и я находилась где-то в другом месте — с вами, надо быть, — и моя покойная тетя Корнелия, Господь упокой ее душу, определенно находилась в другом месте, и миллионы, нет, десятки миллионов людей по всей стране находились в каких-то других местах. Почему алиби в принципе должно вызывать подозрения?
— Эви, — терпеливо ответил Трабшо, — я прослужил в Ярде сорок лет, и я вел расследования уж не знаю скольких, а вам и неинтересно, преступлений, и кое-какие — точно как это — с пятью-шестью разными подозреваемыми, и могу заверить вас, что ни разу — ни разу, слышите? — не случилось, чтобы у каждого подозреваемого было алиби. Просто так не бывает. Люди не припоминают, где они были в такой-то день, или в такую-то ночь. Или же они отправились за покупками, но предпочли никого с собой не приглашать, а почему бы и нет? Или они пошли прогуляться, чтобы освежить голову перед сном. Или решали кроссворды, или занимались уж не знаю чем. И просто ненормально, чтобы все пятеро подозреваемых смогли месяц с лишним спустя сообщить о своем местонахождении и занятии не только с полной точностью, но и со свидетелями, все это подтверждающими. Вот что, Эви: будь у меня ваша задница, она сейчас чесалась бы вовсю.
В задумчивом молчании Эвадна следила за дорогой впереди, некруто петлявшей между холмами, густо поросшими лесом.
— Ну, и что это за алиби, которые довели вас до такой точки?
— Дайте сообразить. Филипп Франсэ был у себя в отеле — в Блумсбери, — писал заметки для последней главы своей книги.
— Не очень похоже на несокрушимое алиби, по-моему.
— Боюсь, оно именно такое. Он был в баре отеля, а не у себя в номере. Оказывается, он так привык писать в кафе — нет, мне этих лягушатников никогда не понять! — что предпочитает работать среди суеты и шума. Бармен хорошо его запомнил. Клянется, что он весь день из-за столика не вставал. Обслужил его тремя черными кофе и сандвичем. Сыр с пикулями.
— Хенуэй?
— Присутствовал на дворцовом приеме в саду, не больше и не меньше. И кого, по-вашему, он сопровождал туда?
— Леолию Дрейк?
— В точку с первой попытки, — сказал Трабшо. — И их не просто видели там, а и сфотографировали. И они были представлены их величествам. Правда, действо продолжалось почти три часа. Тем не менее мне что-то не верится, чтобы он или она могли ускользнуть из Букингемского дворца, поехать в Кукхем, поджечь виллу Фарджиона и вернуться вовремя для обеда в «Капризе», где их также видели и фотографировали.
— Ну, а Гарет Найт?
— В клубе в Сохо с его так называемым секретарем. Он был в маске и не снимал шляпу — вроде бы очень широкополую и закрывавшую значительную часть его лица, но вроде бы нет ни малейших сомнений, что он был там.
— В маске? Что это за клуб?
— Клуб для одиноких мужчин — собственно, его давно уже следовало бы закрыть. Th'e dansant [56] Айвора Новелло, хотите верьте, хотите нет. Вроде маскарада. Гостей просили одеться персонажами «Танцующих лет» и «Чарующей ночи». Когда владелец клуба усек, о ком мы наводим справки, он до того обрадовался, что Колверт прицеливается упрятать за решетку не его, что продал не только нашего чарующего Найта, но и парочку других киноактеров.
56
Вечерний чай с танцами (фр.).