Убийство в теологическом колледже
Шрифт:
– Нет никаких оснований нас закрывать, – сказал отец Мартин. – Если, конечно, церковь твердо решит сосредоточить все обучение теологии в трех центрах, то да, колледж Святого Ансельма закроют, но уж никак не из-за качества обучения и не из-за студентов, которых мы выпускаем.
Отец Себастьян не обратил внимания на повторение очевидного и продолжил:
– Ну и, конечно, возникает еще одна проблема. Когда архидьякон приезжал в прошлый раз, отец Джон брал небольшой отпуск. Боюсь, теперь так не получится. Хотя присутствие архидьякона Крэмптона для него болезненно, да и все мы будем чувствовать себя неловко, если отец Джон останется.
Уж это точно, пришло на ум отцу Мартину. Отец Джон Беттертон приехал в колледж после того, как провел несколько лет в тюрьме. Его осудили за преступление на сексуальной почве, совершенное против двух мальчиков, прислужников в церкви, в которой он был священником. Отец Джон признал себя виновным, но все обвинение строилось на неуместных ласках и поглаживаниях, а не на серьезном сексуальном насилии, и если бы архидьякон Крэмптон лично не отыс-кал дополнительные доказательства, вряд ли вынесенный священнику приговор предполагал бы тюремное заключение. Он опросил уже выросших хористов, которые раньше пели в церкви, собрал новые свидетельские показания и уведомил о них полицию. Весь этот инцидент вызвал всплеск негодования и принес много бед, а перспектива поселить архидьякона и отца Джона под одной крышей вселяла в отца Мартина подлинный ужас. Его разрывало от жалости каждый раз, когда он видел, как отец Джон почти крадется на службы, причащается, но сам никогда не отправляет обряд, найдя в Святом Ансельме не столько работу, сколько прибежище. Архидьякон, очевидно, поступал по велению долга, и, наверное, не стоило притворяться, что долг в этом случае был неприятным. Но все-таки сложно объяснить, почему он столь безжалостно преследовал собрата-священника, к которому не испытывал личной неприязни и, более того, вряд ли с ним вообще встречался.
– Вот интересно, а вдруг Крэмптон сам был немного… ну… того, когда преследовал отца Джона? Ведь вся ситуация выглядит несколько абсурдно, – стал вслух размышлять отец Мартин.
– В каком смысле «сам того»? Психически он был здоров. Разве возникали какие-то сомнения?..
– Просто все случилось сразу после самоубийства его жены, – напомнил отец Мартин. – Ему было очень непросто.
– Тяжелая утрата всегда дается непросто. Не понимаю, как личная трагедия могла повлиять на его мнение по поводу дела, в котором оказался замешан отец Джон. Мне тоже было непросто, когда погибла Вероника.
Отец Мартин с трудом сдержал улыбку. Леди Вероника Морелл погибла, в очередной раз навещая семейное гнездо, которое она, по правде сказать, и не покидала. Она упала во время охоты, занимаясь спортом, который так и не смогла, более того, и не собиралась бросать. Если отцу Себастьяну в любом случае предстояло потерять жену, он бы наверняка предпочел, чтобы она ушла именно так. Одно дело, думал отец Мартин, говорить «моя жена сломала шею во время охоты», и совсем иное – «моя жена скончалась от воспаления легких». Отец Себастьян не хотел жениться второй раз. Ведь он состоял в браке с дочерью графа! Пусть та и была на пять лет старше и слегка (если не сказать больше) похожа на обожаемых ею животных… Вероятно, перспектива создать союз с женщиной более низкого положения казалась ему не слишком заманчивой, более того, оскорбительной. Отец Мартин, поймав себя на столь недостойных мыслях, тут же мысленно покаялся. Леди Вероника ему нравилась. Он вспомнил стройную фигурку в галереях колледжа, когда по окончании последней службы, на которой она присутствовала, леди Вероника кричала мужу:
– Себ, твоя проповедь что-то затянулась. Не поняла и половины – кстати, уверена, что парни тоже.
Леди Вероника всегда обращалась к студентам не иначе, как «парни». Муж, по ее мнению, руководил не учебным учреждением, а конюшнями, в которых готовили на скачки лошадей, – во всяком случае, так казалось отцу Мартину.
Все знали: если жена директора в колледже, значит, сам он весел и в благоприятном расположении духа. Отец Мартин упорно отказывался допускать даже мысль об отце Себастьяне и леди Веронике на супружеском ложе, но совершенно не сомневался, когда видел их вместе, что они действительно испытывают друг к другу сильные чувства. Священник посчитал это одной из составляющих семейной жизни, которая так разнообразна и специфична и которую он сам, извечный холостяк, мог лишь восхищенно наблюдать со стороны. Ему пришло на ум, что, наверное, сильное влечение важно не меньше, чем любовь, и более надежно.
– Когда приедет Рафаэль, – сказал отец Себастьян, – я поговорю с ним об архидьяконе. Он переживает из-за отца Джона и порой, боюсь, не может мыслить разумно. Ничего хорошего не выйдет, если он спровоцирует открытый конфликт. Это лишь усугубит наше положение. Рафаэлю придется учесть: помимо того что архидьякон – попечитель колледжа, он еще и гость, и к нему нужно относиться почтительно.
– А не инспектор ли Джарвуд вел дело, когда первая жена архидьякона покончила жизнь самоубийством? – вдруг вставил отец Перегрин.
Все удивленно на него посмотрели. Священник всегда умудрялся добывать такие сведения. Иногда казалось, что в его подсознании хранятся разнообразные факты и обрывки новостей, которые хозяин по желанию мог воскрешать в памяти.
– Вы уверены? – спросил отец Себастьян. – В то время семейство Крэмптонов жило на севере Лондона. Он перебрался в Суффолк лишь после смерти жены. Этим делом должна была заниматься столичная полиция.
– Я что-то читал, – спокойно заметил отец Перегрин. – Помню доклад по этому расследованию. Думаю, несложно выяснить, что человека, который давал показания в суде, звали Роджер Джарвуд. И в то время он был сержантом столичной полиции.
Отец Себастьян наморщил лоб.
– Неудобно получается. Их встреча – а рано или поздно она произойдет – вызовет у архидьякона болезненные воспоминания. Но тут уж ничем нельзя помочь. Джарвуду необходимо отдохнуть и набраться сил, комнату я уже обещал. Три года назад, еще до повышения, когда он регулировал дорожное движение, а отец Перегрин врезался задним ходом в стоящий грузовик, инспектор оказал колледжу неоценимую помощь. Как известно, он довольно регулярно посещает воскресную службу, и по-моему, это ему на пользу. Если его присутствие вызовет горестные воспоминания, что же, архидьякону придется с ними справляться, как справляется со своими отец Джон. Я попрошу разместить Эмму в гостевых комнатах «Амвросий» сразу за церковью, а коммандер Дэлглиш будет жить в номере «Иероним». Тогда «Августин» достанется архидьякону, а «Григорий» – Роджеру Джарвуду.
Намечаются тяжелые выходные, пришло в голову отцу Мартину. Отцу Джону придется видеться с архидьяконом, что сильно его огорчит. Да и сам Крэмптон едва ли обрадуется такой встрече, хотя вряд ли она будет для него неожиданной: он ведь должен знать, что отец Джон здесь, в Святом Ансельме. И если отец Перегрин прав – а он всегда прав, – то встреча архидьякона и инспектора Джарвуда, скорее всего, поставит в неловкое положение их обоих. Рафаэля трудно будет проконтролировать и непросто удержать подальше от архидьякона, в конце концов, он старший студент. И еще Стэннард. Его и так нельзя назвать приятным гостем, а тут всплывают какие-то сомнительные причины для визита. Но больше всего проблем возникнет из-за присутствия Адама Дэлглиша: он будет безжалостно напоминать о том несчастье, которое, как они считали, осталось в прошлом.
Голос отца Себастьяна вывел его из задумчивости:
– А теперь пора выпить кофе.
Вошедший в кабинет Рафаэль Арбетнот замер в ожидании со свойственной ему грациозной уверенностью. Казалось, что его элегантную и сшитую по фигуре черную сутану с рядом пуговиц, не похожую на стандартные сутаны других студентов, только что сняли с вешалки портного. Темное аскетичное одеяние резко контрастировало с бледным лицом и сияющими волосами Рафаэля. Молодой человек, как ни парадоксально, одновременно был похож и на священника, и на актера. Отец Себастьян постоянно чувствовал некоторую неловкость в его присутствии. Он сам отличался внешней привлекательностью и всегда ценил – быть может, иногда и переоценивал – привлекательность в мужчинах и красоту в женщинах. Видимо, только в случае с женой это качество оказалось несущественно. Но мужская красота приводила его в замешательство и слегка возмущала. Молодому человеку, особенно молодому англичанину, не подобает выглядеть как слегка распутный греческий бог. Нельзя сказать, что Рафаэль был женоподобен, однако отец Себастьян знал, что подобная красота больше притягивает мужчин, чем женщин, даже если расшевелить его собственное сердце она была не властна.