Убийство в теологическом колледже

Джеймс Филлис Дороти

Отец Мартин протянул дневник и молча сидел, пока Дэлглиш читал.

– Откуда он у вас? – спросил коммандер.

– А я его искал. Миссис Пилбим обнаружила Маргарет Манро мертвой в ее доме в шесть пятнадцать в пятницу 13 октября. Она как раз возвращалась к себе и удивилась, увидев включенный свет в коттедже Святого Матфея. После того как доктор Меткалф – это врач общей практики, который приезжает к нам в Святой Ансельм, – осмотрел тело, и уже после того, как тело перенесли, я вспомнил, что предложил Маргарет написать рассказ о том, как она нашла погибшего Рональда. Мне стало интересно, последовала ли она моему совету. Я нашел дневник под стопкой почтовой бумаги в ящике деревянного столика. Она не сильно старалась его спрятать.

– И вы считаете, никто больше не знает о его существовании?

– Никто, только отец Себастьян. Уверен, что Маргарет не доверила бы дневник даже миссис Пилбим, хотя та была к ней ближе всего. И не похоже, чтобы в доме что-то искали. Когда меня позвали, тело выглядело совершенно мирно. Она просто сидела в кресле, а на коленях лежало вязанье.

– Нет ли у вас каких-нибудь предположений, на что она намекает?

– Ни единого. Она, должно быть, что-то увидела или услышала в тот день, когда погиб Рональд, – то, что пробудило воспоминание. Да еще этот лук, который принес Эрик Сертис. Он у нас разнорабочий, помогает Реджу Пилбиму. Но ты и сам все поймешь, прочитав дневник. Не могу представить, что это могло быть.

– А ее смерть была неожиданной?

– Не сказал бы. Последние годы у нее появились проблемы с сердцем. И доктор Меткалф, и консультант, к которому она ездила в Ипсвич, оба обсуждали с ней возможность пересадки сердца, но Маргарет категорически не хотела никакой операции. Говорила, что органы нужно пересаживать молодым и родителям с детьми. Мне кажется, после смерти сына ее особо не заботило, будет она жить или умрет. Она не впала в меланхолию, нет, просто ее здесь ничто не держало, чтобы бороться.

– Если позволите, я хотел бы оставить дневник у себя, – сказал Дэлглиш. – Может, отец Себастьян и прав, и это не имеет абсолютно никакого значения, но, учитывая обстоятельства смерти Рональда Тривза, документ становится крайне интересным.

Он убрал тетрадь в портфель и закрыл его на кодовый замок. Еще примерно полминуты мужчины сидели молча. Дэлглишу показалось, что воздух между ними наполнился невысказанными страхами, не вполне сформировавшимися подозрениями и общим чувством тревоги. Сначала загадочно погибает Рональд Тривз, а всего неделю спустя умирает и женщина, которая нашла тело и которая позднее обнаружила какой-то важный, на ее взгляд, секрет. Может, это простое совпадение. Не было никаких доказательств, что это убийство, и коммандер разделял нежелание – во всяком случае, так он это понял – отца Мартина слышать это слово произнесенным вслух.

– Вердикт вас не удивил? – спросил Дэлглиш.

– Слегка. Я предполагал такой исход. Но нам всем становится плохо от одной мысли, что Рональд мог покончить жизнь самоубийством, тем более столь ужасным способом.

– А что он был за человек? Был ли он здесь счастлив?

– Не уверен, что счастлив, хотя не думаю, что в другом теологическом колледже ему было бы лучше. Малый смышленый, усердный, но бедняге не хватало обаяния. Он был необычайно категоричен для своего возраста. Я бы сказал, что некая неуверенность сочеталась в нем с изрядным самодовольством. Друзей Рональд не завел – не то чтобы мы к этому здесь стремились – и, думаю, мог страдать от одиночества. Но мы не видели никаких признаков того, что мальчик настолько отчаялся или что он решил принять на душу столь тяжкий грех. Хотя, конечно, если Рональд покончил жизнь самоубийством, в этом есть и наша вина. Следовало заметить, что он страдал. С другой стороны, ничто на это не указывало.

– А вы одобряли его выбор профессии?

Отец Мартин ответил не сразу.

– Его одобрял отец Себастьян. Но я не уверен, что на него не повлияли академические успехи Рональда. Он был умным мальчиком, хотя с несколько завышенной самооценкой. Я все-таки сомневался. По-моему, Рональд отчаянно хотел произвести впечатление на своего отца. Очевидно, он не мог соответствовать требованиям делового мира, но мог выбрать карьеру, в которой его самого не стали бы ни с кем сравнивать. А в духовенстве, особенно в католическом, всегда есть искушение властью. Став священником, он получил бы возможность отпускать грехи. По крайней мере этого его отец точно не смог бы делать. Я ни с кем не делился этими соображениями, ведь я мог ошибаться. Когда рассматривали прошение Рональда, я оказался в несколько затруднительном положении. Директору и так непросто, когда рядом находится предшественник. И я посчитал, что это не тот случай, когда нужно возражать отцу Себастьяну.

Священник помолчал, а затем предложил:

– Теперь ты, наверное, хочешь посмотреть, где он умер.

И в этих словах Дэлглишу послышалось глубочайшее, хотя и нелогичное волнение.

11

Эрик Сертис вышел из задней двери коттеджа Святого Иоанна и прошел вдоль аккуратных рядов с овощами осеннего урожая, чтобы пообщаться со свиньями.

Навстречу ему визгливой толпой скакали Лили, Роза, Марго и Лаврушечка, задрав розовые пятачки и принюхиваясь к хозяину. Вне зависимости от настроения молодой человек любил приходить в свой самодельный хлев и открытый загон. Но сегодня, когда он наклонился почесать спинку Лаврушечке, это не помогло ему сбросить тяжкий груз тревоги, лежавший на плечах.

К чаю собиралась приехать Карен – его сестра по отцу. Обычно она приезжала из Лондона на выходные раз в три недели, и в любую погоду эти два дня для него всегда были залиты светом, согревая и освещая протянувшееся между ними время. За последние четыре года она изменила его жизнь. И он больше не мог без нее существовать.

По идее, этот ее приезд попадал в категорию приятных бонусов: в прошлый раз она навещала его всего неделю назад. Но Эрик понимал, что она приезжает не просто так, а по делу. Ее первую просьбу он уже отклонил и чувствовал, что должен собраться с силами, чтобы сделать это снова.

Перегнувшись через забор свинарника, он припомнил, что происходило последние четыре года, что происходило с ним и с Карен. Отношения у них сложились не сразу. Когда они встретились, ему уже стукнуло двадцать шесть, она была на три года моложе, и первые десять лет ее жизни о существовании сестры не подозревали ни он, ни его мать. Отец, представитель огромной издательской корпорации, был все время в разъездах и десять лет благополучно жил на два дома. Но потом финансовое и физическое бремя, а также постоянные попытки избежать разоблачения стали для него невыносимыми, и он, решив связать судьбу со своей возлюбленной, отчалил. Эрик не сильно переживал по поводу такого решения. Не особо страдала и мать: больше всего в жизни она любила жаловаться, а тут появился такой замечательный повод. Последние десять лет своей жизни она провела, выражая уместное негодование и находясь в жесткой борьбе. Женщина пыталась отстоять, правда, безуспешно, свое право на дом в Лондоне, стремилась получить опекунство над единственным ребенком (здесь возражений не было) и участвовала в длительном и ожесточенном разбирательстве о распределении дохода. Отца Эрик больше не видел.

Четырехэтажный дом стоял в ряду других викторианских домов рядом со станцией метро «Овал». Мать Эрика умерла после продолжительной болезни Альцгеймера, и он остался в нем один. Адвокат отца сообщил молодому человеку, что, пока жив отец, он может жить в нем бесплатно. Спустя четыре года отец скончался от инфаркта прямо в дороге, и Эрик обнаружил, что у дома осталось два владельца – он и его сводная сестра.

Впервые он увидел ее на похоронах. Это мероприятие – его вряд ли можно было удостоить более солидным названием – состоялось в крематории на севере Лондона. Никакого духовенства и никаких родственников: только они с Карен и двое представителей фирмы. Весь процесс занял несколько минут.