Убийство в Вене
Шрифт:
– Извините, – сказал он, – но, видимо, меня с кем-то спутали.
Человек на том конце провода попытался возразить. Но Часовщик повесил трубку и увеличил громкость на своем плейере, так что звуки Баха заполнили мастерскую.
В мюнхенской конспиративной квартире Картер положил телефонную трубку и посмотрел на Шамрона, продолжавшего стоять у карты, представляя себе, как Радек едет на север, к чешской границе.
– Это звонили из нашей венской резидентуры. Они следят за австрийскими коммуникациями. Похоже, Манфред Круц поднял состояние безопасности до категории два.
– До категории два? Что это значит?
– Это значит, что вам придется пережить некоторые неприятности на границе.
Поворот находился в лощине у края замерзшего ручья. Там стояли две машины – «опель» и фургон «фольксваген». За рулем «фольксвагена» сидела Кьяра, приглушив фары, с молчащим мотором. И чувствовала уютную тяжесть лежавшей на ее коленях «беретты». Никаких признаков жизни вокруг – ни света в селениях, ни грохота транспорта на шоссе. Лишь стук ледышек по крыше фургона да свист ветра в высоких елях.
Кьяра обернулась через плечо и посмотрела в глубь «фольксвагена». Он был готов для принятия Радека. Находившаяся сзади складная кровать была разложена. Под кроватью было специально созданное помещение, куда его спрячут при пересечении границы. Ему будет там удобно – куда удобнее, чем он того заслуживает.
Она снова повернулась и посмотрела сквозь ветровое стекло. Видеть особенно было нечего – узкая дорога поднималась во мгле к вершине холма в паре сотен метров впереди. И вдруг возник свет – яркий белый свет, заливший горизонт и превративший деревья в черные минареты. Несколько секунд можно было даже видеть сыпавшиеся с неба льдинки, крутившиеся словно облако насекомых на ветру. Затем появились фары. Машина переехала через холм, и фары ее светили теперь прямо в Кьяру, отбрасывая тени от деревьев в одну сторону, потом в другую. Машина ехала очень быстро, разбрасывая снег. Кьяра обхватила рукой «беретту» и просунула указательный палец под спусковую скобу.
Машина, заскользив, остановилась возле фургона. Кьяра посмотрела на заднее сиденье. Одед сидел за шофером, Залман – за пассажиром, а между ними, застыв точно комиссар, дожидающийся кровавой расправы, сидел убийца. Кьяра перелезла в заднюю часть фургона и в последний раз все проверила.
– Снимайте пальто, – скомандовал Одед.
– Зачем?
– Потому что я так велел.
– Я имею право знать, зачем вам это нужно.
– Никаких прав у вас нет! Делайте, как я говорю.
Радек сидел не двигаясь. Залман потянул за отвороты его пальто, но Старик крепко скрестил руки на груди. Навот тяжело вздохнул. Если старый мерзавец хочет провести последний бой, он его получит. Навот разжал ему руки, а Залман сдернул правый рукав, затем левый. Следом за пальто был снят пиджак «в елочку», затем Залман разорвал рукав его рубашки и обнажил обвислую кожу предплечья. Навот достал шприц и набрал успокоительное.
– Мы это делаем для вашего же блага, – сказал Навот. – Лекарство слабое и очень недолгого действия. Таким образом вы легче перенесете путешествие. Никакой клаустрофобии.
– Я никогда не страдал клаустрофобией.
– Это не имеет для меня значения.
Навот всадил иглу в руку Радека и ввел лекарство. Через две-три секунды тело Радека обмякло, затем голова упала набок, рот раскрылся. Навот открыл дверцу и вылез наружу. Он поддел обмякшее тело Радека под мышки и вытащил его из машины.
Залман взял его за ноги, и они вместе поднесли его, точно мертвого солдата, к «фольксвагену». Кьяра сидела внутри, держа баллон с кислородом и чистую пластиковую маску. Одед с Залманом уложили Радека на пол «фольксвагена», затем Кьяра приложила маску к его рту и носу. Пластик тотчас затуманился, – это указывало на то, что Радек ровно дышит. Кьяра проверила его пульс. Без перебоев и сильный. Они переложили его в тайное помещение и закрыли крышкой.
Кьяра села за руль и включила мотор. Одед захлопнул боковую дверцу и постучал ладонью по стеклу. Кьяра включила скорость и повела фургон назад, к шоссе. Остальные сели в «опель» и последовали за ней.
Пять минут спустя на горизонте, словно прожекторы, появились огни границы. Подъехав ближе, Кьяра увидела небольшую вереницу машин – около шести штук, ожидавших переезда. Здесь было двое пограничников. Они держали фонарики, проверяли паспорта и заглядывали в окна машин. Кьяра посмотрела через плечо. Крышка над тайником была закрыта. Радек лежал тихо.
Машина перед ней прошла досмотр и была пропущена в Чехию. Пограничник жестом велел Кьяре подъехать. Она опустила свое окошко и заставила себя улыбнуться.
– Прошу паспорт.
Она протянула ему документ. Второй офицер подошел к фургону со стороны пассажира, и Кьяра видела, как он провел лучом своего фонарика по внутренности фургона.
– Что-то не так?
Пограничник опустил глаза на ее фотографию и ничего не ответил.
– Когда вы въехали в Австрию?
– Сегодня утром.
– Где?
– Из Италии, в Тарвизио.
Он с минуту сравнивал ее лицо с фотографией в паспорте. Затем открыл переднюю дверцу и велел ей выйти из фургона.
Узи Навот наблюдал за происходящим из «опеля» с переднего пассажирского сиденья. Он посмотрел на Одеда и тихонько ругнулся. Затем набрал на своем мобильнике номер конспиративной квартиры в Мюнхене. Шамрон ответил после первого же звонка.
– У нас проблема, – сказал Навот.
Офицер приказал Кьяре встать перед фургоном. Она попросила разрешения укрыться от дождя под навесом у сторожки.
– Нет, – сказал он, – стойте, где я сказал.
И стал задавать вопросы, светя ей в лицо. Несмотря на яркий свет, она увидела, как второй пограничник открыл боковую дверцу «фольксвагена». Но заставила себя смотреть на того, кто ее допрашивал. Кьяра пыталась не думать о «беретте», приставленной к ее спине. Или о Габриеле, ожидавшем их по другую сторону границы, в Микулове. Или о Навоте, Одеде и Залмане, беспомощно наблюдавших за происходившим из «опеля».
– А куда вы направляетесь в этот вечер?