Убийство в Верховном суде
Шрифт:
— Ты где ходила? — недовольно осведомился Дэн Брейжер из своего инвалидного кресла у окна. За окном, заливая предсумеречной теплой желтизной Бродвей, Норт-Бич и весь огромный город Сан-Франциско, вечер наступал на смену дню. В это время, как ни в какое другое, виден был слой грязи на окнах — накопившийся за годы толстый слой пыли снаружи и буро-коричневый слепой налет дегтя и никотина внутри.
Поставив пакет с продуктами на служившую столом колоду мясника в центре комнаты, сожительница Брейжера Шерил Фиггс передала ему почту.
— Ты где ходила, я спрашиваю? — повторил Брейжер, перебирая полученные за день конверты.
— Где я могла ходить? По дороге с работы зашла в магазин, купила поесть.
Брейжер вскрыл один из конвертов, достал чек на свое имя от члена Верховного суда Моргана Чайлдса, выписанный, как обычно, на личный счет судьи в Мэриленде. Вместо обратного адреса на записке в конверте был указан лишь номер почтового ящика.
— Тебе прислали пособие по инвалидности, — сказала Шерил.
И этот конверт Брейжер вскрыл, но тут же выронил оба чека на полуистертый искусственный восточный ковер.
— Я, кажется, спросила, как ты себя чувствуешь, неужто трудно ответить? — Шерил сбросила с ног туфли, стянула через голову алый свитер. Она была из тех женщин, кого нельзя в полном смысле назвать непривлекательными. Но из-за вечно опущенных уголков рта создавалось неизменно унылое выражение лица. Светлые волосы всегда казались растрепанными и сальными, и ни один шампунь — а Шерил много их перепробовала — не мог придать им блеска. Лицо, худое, измученное и очень бледное, крапили сгустками на обеих щеках крохотные шрамики — следы юношеских прыщей, которые Шерил неискусно скрывала под слоем румян. Фигура удалась — высокая, стройная, но кожа на руках, ногах и животе была мучнисто-белой, податливой и рыхлой, точно у женщины много старше ее возрастом. «Растянула, дура, кожу при родах, — то и дело повторяла она, лежа с Дэном в постели. — Небось, не рожала бы четверых, ничего б не было».
Как-то, когда Шерил в очередной раз посетовала на кожу, Дэн взорвался: «Есть из-за чего ныть — шрамы на брюхе. Вон у меня обе ноги отняли — и то не скулю!» О своем увечье он говорил крайне редко, поэтому Шерил несколько дней ходила с сознанием вины перед ним за то, что затронула больную тему.
Она принесла из кухни лед, поверх него выплеснула в стакан Дэну остатки джина, себе налила виски с содовой и присела у стола.
— Я принесла сегодняшнюю газету, — сказала она.
— Сама ее и читай, — ответил он, по-прежнему глядя в окно, откуда падал на стол тусклый свет, поблескивая на кубиках льда и джине.
Послушно развернув газету, она стала ее просматривать и вдруг встрепенулась:
— Дэн, тут большая заметка о твоем друге Чайлдсе.
Брейжер обернулся к ней, спросил сквозь зубы:
— И что о нем пишут?
Несколько минут, шевеля губами, Шерил молча читала газету.
— Нет, не совсем про него, больше про это убийство в Верховном суде. Слу-у-шай, Чайлдса-то, оказывается, допрашивала в самолете та женщина, что расследует дело от Министерства юстиции. Ее зовут Пиншер, Сюзанна Пиншер.
Брейжер на это ее сообщение лишь неопределенно хмыкнул.
— Тут говорится, что следствие пока воздерживается от публичных заявлений, но у репортера якобы есть свой источник информации. По его сведениям, круг подозреваемых сужается до женщин, с которыми был связан Сазерленд… ох, и бабник же он был!
— Что там еще о Чайлдсе?
— О Чайлдсе? Ничего. Ах, нет, погоди, вот тут что говорится: «Судьи стремятся задернуть завесой секретности проводимое в Верховном суде расследование», — она взглянула поверх края газеты на Брейжера. — И правильно делают, не то станут тут всякие шнырять и разнюхивать — и это в Верховном суде!
— Ну-ка дай мне взглянуть, — велел Брейжер. Взяв газету, он прочел статью, бросил газету на ковер поверх чеков и подкатился в кресле к столу: — Что у нас на ужин?
— Я запеку тебе кусок мяса. Салат приготовить?
— Не надо. Я, пожалуй, прогуляюсь. Сколько будет жариться твой кусок мяса?
— Так сразу я не знаю, надо свериться в кулинарной книге. Думаю, не меньше часа. Ты куда направляешься?
— На угол, выпить рюмку-другую. Я скоро вернусь. Помоги мне спуститься.
Шерил знала по опыту, что спорить бесполезно. Ей бы хотелось, конечно, чтобы он посидел дома, пока она готовит. Так бывало и раньше: когда Дэн перепьет, его тянет на улицу. Зато если он в норме, они усаживались вдвоем на крохотной кухоньке и тихо беседовали. Дэн — умница, умнее мужчины она в жизни не видела, и с ней разговаривает как с равной себе, хотя, понятно, так не считает, просто виду не подает, — как с человеком, достойным уважения и внимания. Но только когда трезвый.
Достав из шкафа черно-красный фланелевый пиджак, она помогла Дэну надеть его, выкатила в кресле через дверь на верхнюю площадку прямого и узкого лестничного пролета, выходившего прямо на улицу. Дальше он себя везти не позволял. Стоя наверху, она смотрела, как Дэн, подтянувшись из кресла и упираясь в перила, буквально сходил по лестнице — только на руках. Она шла следом с креслом, отводя в сторону глаза — не могла на это смотреть, — и все время беседовала с ним, чтобы путь показался короче.
— Ко мне сегодня приходил мистер Валенте, — рассказывала Шерил, — говорит, они намечают полностью обновить руководство по матобеспечению. Ему, говорит, было бы интересно с тобой встретиться — может, возьмешь на себя часть работы? Он тебя помнит по статьям в журналах. Я ответила, что не могу за тебя решать, но попрошу тебя подойти как-нибудь к обеду на работу и…
Заметив, что Дэн добрался до низа лестницы, Шерил торопливо подставила кресло.
— Если бы я надумал снова начать писать, то обратился бы к агенту. И прекрати искать мне по городу клиентов, точно я — шлюха, а другу своему Валенте скажи: пусть в чужие дела не лезет. Или у тебя с ним шуры-муры?
— Как ты можешь, Дэн? Он мой начальник, у него жена, дети.
— Открой мне дверь, — и он выкатился на улицу.
— Через час ужин будет готов, — только и успела она сказать.
— Через час буду, — бросил он через плечо.
Шерил приготовила мясо по кулинарной книге: втерла лук и специи, присыпала панировочными сухарями, положила сверху два ломтика бекона и сунула в духовку. Две тарелки с листьями салата она поставила на заменявшую им стол колоду мясника, а по обе стороны от них положила аккуратно сложенные бумажные салфетки и поверх — два прибора. Оставалось ждать, пока приготовится мясо, и Шерил от нечего делать перешла в гостиную и включила их черно-белый телевизор. Несколько минут она смотрела местную программу новостей, потом ее внимание привлекли навязчиво яркие вспышки на их замутненных окнах красно-зеленой рекламы ночного клуба в третьем от них подъезде. Оттуда они перекочевали на поставленные одна к другой на маленьком столике фотографии в рамке. Взяв одну из них, Шерил стала ее разглядывать. На снимке были двое мужчин, ее Дэн и его тогдашний друг Морган Чайлдс, теперь член Верховного суда. Снимали их в Корее вскоре после возвращения из плена. Они стояли, обняв друг друга за плечи, и Чайлдс высоко вскинул руку с расставленными указательным и средним пальцами, изображая знак победы. «Красивые ребята», — прошептала Шерил, восхищаясь и тем, и другим. Ее Дэн и сейчас красивый, может быть, решила она, даже еще симпатичнее, чем когда его снимали в Корее. А до чего похожи! Оба парни что надо: суровые квадратные лица с сильными, упрямыми подбородками, ясный взгляд, будто пронизывающий тебя насквозь, и фигуры у обоих крепкие, мускулистые, поджарые, одно слово — фронтовики.