Убийство в «Восточном экспрессе» / Murder on the Orient Express
Шрифт:
Сам месье Бук поместился на небольшом стуле в противоположном от двери углу. В углу рядом с окном сидел, повернувшись к нему лицом, небольшой темноволосый мужчина, который смотрел на снег за окном. Около двери стояли крупный мужчина в синей униформе (chef de train) и проводник вагона, в котором ехал Пуаро. Оба они практически блокировали вход в купе.
– А, мой дорогой друг! – воскликнул месье Бук. – Прошу вас, заходите. Вы нам крайне нужны.
Мужчина около окна подвинулся на своем сиденье, Пуаро протиснулся между chef de train и проводником и уселся напротив своего друга.
– Что случилось? – спросил сыщик.
– Хороший вопрос. Ну, во-первых, снег и эта неожиданная остановка. А теперь еще и…
Он замолчал. Было видно, как проводник с трудом хватает воздух ртом.
– И что же теперь?
– А теперь на полке в купе лежит мертвый пассажир, заколотый ножом, – месье Бук произнес это со спокойствием отчаяния.
– Пассажир? Какой пассажир?
– Американец. Его зовут… зовут… – месье Бук сверился со списком, который лежал перед ним, – Рэтчетт. Да, совершенно точно – Рэтчетт.
– Именно так, месье, – сглотнул проводник.
Пуаро взглянул на него и увидел, что он был белым как мел.
– Пусть этот человек сядет, – предложил бельгиец, – иначе он сейчас потеряет сознание.
Сhef de train слегка отодвинулся, и проводник сполз по стене и закрыл лицо руками.
– Б-р-р-р, – произнес Пуаро, – дело действительно серьезное!
– Ну конечно, серьезное. Начнем с того, что любое убийство само по себе уже катастрофа чистой воды. А здесь еще и обстоятельства совершенно необычные. Мы попали в снежную западню и можем остаться в ней не на часы, а на дни! И вот еще какое несчастье – обычно на поезде присутствует полиция той страны, по территории которой мы проезжаем, но только не в Югославии. Вы меня понимаете?
– Невероятно сложная ситуация, – согласился Пуаро.
– Однако и это еще не всё. Доктор Константин… простите, я вас не представил – доктор Константин, месье Пуаро.
Небольшой человек встал и поклонился – сыщик поклонился в ответ.
– Доктор Константин считает, что смерть наступила около часа ночи.
– В таких случаях сложно что-либо утверждать совершенно определенно, – сказал врач, – но мне кажется, что я могу с уверенностью сказать, что смерть наступила между полуночью и двумя часами утра.
– А когда этого мистера Рэтчетта видели живым в последний раз? – спросил Пуаро.
– Известно только, что он был жив без двадцати час, когда общался с проводником, – ответил месье Бук.
– Это правильно, – заметил Пуаро. – Я сам слышал этот разговор. И с тех пор – ничего?
– Ничего.
Маленький бельгиец повернулся к врачу, который продолжил:
– Окно купе мистера Рэтчетта было широко открыто – видимо, преступник хотел, чтобы мы подумали, что он скрылся через окно. На мой взгляд, он просто заметает следы. Любой, кто ушел таким образом, оставил бы на снегу глубокие отпечатки, а их нет.
– А когда обнаружили преступление? – задал следующий вопрос сыщик.
– Мишель!
Проводник спального вагона выпрямился. Его лицо все еще было бледным,
– Подробно расскажите этому джентльмену, что же произошло, – велел месье Бук.
– Сегодня утром камердинер мистера Рэтчетта несколько раз стучал к нему в купе, – проводник запинался, – но никто не отвечал. Полчаса назад к купе подошел официант из ресторана – он хотел узнать, будет ли мистер Рэтчетт завтракать, ведь было уже почти одиннадцать, вы понимаете? Я попытался открыть ему дверь собственным ключом. Но она была закрыта изнутри на цепочку. В купе было очень тихо и холодно, по-настоящему холодно. Окно было открыто, и в него задувал снег. Я подумал, что у джентльмена, скорее всего, случился удар, и позвал chef de train. Мы сломали цепочку и вошли. Пассажир был… Ah! C’'etait terrible!
Он опять закрыл лицо руками.
– Дверь была заперта и закрыта на цепочку изнутри, – размышлял вслух Пуаро. – А это не самоубийство, как вы думаете?..
Греческий доктор язвительно рассмеялся.
– Как вы думаете, самоубийца способен ударить себя ножом раз этак десять-пятнадцать? – спросил он.
Глаза Пуаро широко раскрылись.
– Смахивает на жуткую жестокость.
– Это женщина, – впервые открыл рот chef de train. – Можете быть уверены – это все женщина. Только женщина может совершить подобное.
Доктор Константин задумчиво почесал подбородок.
– Тогда это должна быть очень сильная женщина, – заметил он. – Не буду ударяться в технические подробности, вас это только запутает, но скажу, что несколько ударов были нанесены с такой силой, что пробили мышцы и сухожилия насквозь.
– Как я понимаю, преступление было совершено не профессионалом, – предположил сыщик.
– Не профессионалом, – согласился врач. – Удары наносились беспорядочно и без всякой системы. Некоторые из них прошли вскользь, не причинив никакого вреда. Похоже на то, что кто-то в состоянии аффекта закрыл глаза и бил ножом снова и снова.
– C’est une femme, – вновь повторил chef de train. – Женщины – они все такие. Когда они выходят из себя – откуда только силы у них берутся… – И он кивнул так глубокомысленно, что все присутствовавшие заподозрили, что он основывается на своем собственном опыте.
– Я, наверное, могу кое-что добавить к этой информации, – сказал Пуаро. – Вчера месье Рэтчетт говорил со мной. Насколько я его понял, он волновался за свою жизнь.
– Боялся, что его «укокошат», так, кажется, говорят эти американцы? – вмешался месье Бук. – Тогда дело здесь не в женщине, а скорее в гангстере или наемном убийце.
Было видно, что chef de train сильно расстроился, увидев, что его теория не подтверждается.
– Но если это так, – сказал Пуаро, – то все выглядит как-то уж очень по-любительски. В его тоне явно слышалось профессиональное осуждение.
– На поезде едет один здоровый янки, – стал развивать свою идею месье Бук. – Ничем не примечательный человек в кричащих костюмах. Он постоянно жует жвачку, что, как я понимаю, в приличном обществе не приветствуется. Вы понимаете, о ком я?
Проводник, к которому он обратился, согласно кивнул: