Убийство в "Восточном экспрессе"
Шрифт:
Арбэтнот повернулся к девушке:
– Мэри, ради Бога…
Она встала:
– Пустяки. Я успокоилась. Я вам больше не нужна, мсье Пуаро? Если я вам понадоблюсь, вы знаете, где меня найти. О Господи, я веду себя как последняя идиотка! – и выбежала из вагона. Арбэтнот последовал за ней не сразу.
– Мисс Дебенхэм не имеет никакого отношения к этому делу, решительно никакого, слышите? – накинулся он на Пуаро. – Если вы будете ее преследовать, вам придется иметь дело со мной, – он поспешил
– Люблю смотреть, как англичане сердятся, – сказал Пуаро.
– Они такие забавные! Когда они гневаются, они перестают выбирать выражения.
Но мсье Бука не интересовали эмоциональные реакции англичан. Он был полон восхищения своим другом.
– Друг мой, вы неподражаемы! – восклицал он. – Еще одна потрясающая догадка. Это просто невероятно!
– Уму непостижимо! – восхищался доктор Константин.
– На сей раз это не моя заслуга. Мне и не пришлось догадываться: графиня Андрени сама рассказала мне практически все.
– Каким образом? Не может быть!
– Помните, я просил графиню описать ее гувернантку или компаньонку? Я уже решил для себя, что, если Мэри Дебенхэм причастна к делу Армстронгов, она должна была фигурировать в этом доме скорее всего в таком качестве.
– Пусть так, но ведь графиня Андрени описала вам женщину, ничем не напоминающую мисс Дебенхэм.
– Вот именно. Рослую, рыжеволосую женщину, средних лет – словом, до того не похожую на мисс Дебенхэм, что это уже само по себе весьма знаменательно. А потом ей потребовалось срочно придумать фамилию этой гувернантке, и тут она окончательно выдала себя благодаря подсознательной ассоциации. Она, как вы помните, назвала фамилию Фрибоди.
– Ну и что?
– Так вот, вы этого можете и не знать, но в Лондоне есть магазин, до недавних пор называвшийся «Дебенхэм и Фрибоди». В голове графини крутится фамилия Дебенхэм, она лихорадочно подыскивает другую фамилию, и естественно, что первая фамилия, которая приходит ей на ум, – Фрибоди. Тогда мне все стало ясно.
– Итак, она снова нам солгала? Почему она это сделала?
– Опять-таки из верности друзьям, очевидно. Должен сказать, что это усложняет все дело.
– Ну и ну! – вскипел мсье Бук. – Неужели здесь все лгут?
– А вот это, – сказал Пуаро, – мы сейчас узнаем.
Глава восьмая. Новые удивительные открытия
– Теперь меня уже ничем не удивишь, – сказал мсье Бук. – Абсолютно ничем. Даже если все пассажиры поезда окажутся чадами и домочадцами Армстронгов, я и то нисколько не удивлюсь.
– Весьма глубокое замечание, – сказал Пуаро. – А вам бы хотелось услышать, что может нам сообщить итальянец – самый, по вашему мнению, подозрительный пассажир?
–
– Вы не ошиблись.
– Поистине просто сверхъестественное дело, – сказал доктор Константин.
– Ничуть, вполне естественное.
Мсье Бук в комическом отчаянии развел руками:
– Ну если уж оно кажется вам естественным, друг мой… – он осекся: Пуаро попросил официанта пригласить Антонио Фоскарелли.
Огромный итальянец с настороженным видом вошел в вагон. Он озирался, как затравленный зверь.
– Что вам от меня нужно? – сказал он. – Я уже все сказал… Слышите – все! – и он ударил кулаком по столу.
– Нет, вы сказали нам далеко не все! – решительно оборвал его Пуаро. – Вы не сказали правды!
– Правды? – итальянец кинул на Пуаро встревоженный взгляд. Он сразу сник, присмирел.
– Вот именно. Не исключено, что она мне и без того известна. Но если вы поговорите со мной начистоту, это сослужит вам добрую службу.
– Вы разговариваете точь-в-точь как американская полиция. От них только и слышишь: «Выкладывай все начистоту, выкладывай все начистоту», – знакомая музыка.
– Вот как, значит, вы уже имели дело с нью-йоркской полицией?
– Нет, нет, что вы! Им не удалось найти никаких улик против меня, хотя, видит Бог, они очень старались.
– Вы имеете в виду дело Армстронгов, не так ли? – спросил Пуаро спокойно. – Вы служили у них шофером?
Его глаза встретились с глазами итальянца. С Фоскарелли бахвальство как рукой сняло – казалось, из него выпустили весь воздух.
– Если вы и так все знаете, зачем спрашивать меня?
– Почему вы солгали нам сегодня утром?
– Из деловых соображений. Кроме того, я не доверяю югославской полиции. Они ненавидят итальянцев. От них справедливости не жди.
– А может быть, как раз наоборот, вы получили бы по справедливости?
– Нет, нет, я не имею никакого отношения к вчерашнему убийству. Я не выходил из купе. Зануда англичанин подтвердит мои слова. Я не убивал этого мерзавца Рэтчетта. У вас нет никаких улик против меня.
Пуаро, писавший что-то на клочке бумаги, поднял глаза и спокойно сказал:
– Отлично. Вы можете идти.
Фоскарелли тревожно переминался с ноги на ногу и не уходил:
– Вы же понимаете, что это не я… Что я не мог иметь никакого отношения к убийству.
– Я сказал, вы можете идти.
– Вы все сговорились. Хотите пришить мне дело из-за какого-то мерзавца, по которому давно электрический стул плачет. Просто позор, что он тогда избежал наказания. Вот если б я очутился на его месте… если б меня арестовали…
– Однако арестовали не вас. Вы же не участвовали в похищении ребенка.