Убийство Вампира Завоевателя
Шрифт:
Во сне я наблюдала за этой девочкой. У меня не было тела. Я не могла говорить.
Но мне хотелось крикнуть ей, Ты не понимаешь! У тебя уже есть семья. И ты не просто отдаешь свои глаза. Ты отдаешь море.
Но я не могла кричать, не имея голоса. Зрячая Мать взяла юную меня за руку и ввела ее в Соляную Крепость. Я не могла позвать ее. Я не могла последовать за ней. Я отдала Ткачихе свое тело и свой голос, и теперь у меня ничего не осталось.
Первое,
Потребовалось несколько долгих секунд, чтобы осознать, что произошло прошлой ночью. Воспоминания, каждое из которых было более интимным, чем предыдущее, нахлынули на меня по частям: поцелуй, моя разорванная ночная рубашка… Ткачиха, его рот…
По коже пробежал румянец. Словно желая проверить, было ли все это на самом деле, мои пальцы скользнули вниз, к голым ногам, остановившись на двух маленьких ранках на внутренней стороне бедра, которые теперь зарубцевались.
А если и оставались какие-то сомнения по поводу остального… что ж, боль между ног отбросила их.
На моих губах заиграла улыбка.
И так же быстро она исчезла.
Я трахнула его. Человека, которого мне было поручено убить.
Я нарушила клятву, данную Арахессенам. Нарушила клятву, данную самой Акаэи.
Прошлой ночью мне казалось, что я принимала это решение в здравом уме. Но теперь, в один миг, в животе заклокотало чувство вины. Не рациональное, не логическое чувство вины — это было безумное чувство вины ребенка, испугавшегося родительского гнева.
Я осторожно высвободилась из объятий Атриуса, стараясь не разбудить его. Моя сумка, оставшаяся после поездки на остров, лежала здесь, в углу, вместе с вещами Атриуса. От вида этой вещи, так легко вписавшейся в его жизнь, у меня в горле встал комок.
Я была уверена, что на острове были разбросаны вещи людей, которые там жили, или воинов, на которых там нападали. Все это, скорее всего, было собрано и рассортировано солдатами Атриуса.
Но не мои.
Атриус сам нес мои вещи, как и меня, даже когда его люди умирали.
И только в этот момент я поняла: насколько Атриус понимал, я была одна из его людей.
Я вытащила сумку и открыла ее. Одежда внутри была помята и пахла морской солью. На ней и на холсте мешка виднелись бурые пятна крови. Разумеется, моей — слишком красной, чтобы быть кровью вампира.
Кинжал лежал прямо сверху.
Я вытащила его. Уже наступил закат, свет просачивался сквозь полотно палатки. Его отблески сверкали на холодной стали. Внешне он, конечно, был ничем
Мое внимание привлек спящий Атриус. В мое отсутствие он еще больше свернулся калачиком, прижавшись лицом к подушке. Его присутствие было мягким, как сейчас, жесткие грани его боли и решимости стерлись. Он казался почти ребенком.
Если бы Зрячая Мать была сейчас здесь, она бы приказала мне убить его.
Я не могла притвориться, что это не так. Что именно так она и представляла себе, когда отдавала приказ. И если бы я это сделала, меня бы приняли обратно в Соляную Крепость с распростертыми объятиями. Никто не спросит о моей девственности, а если и узнает, то сделает вид, что не знает. Многие Арахессены спали со своими жертвами. Черт, даже если бы я не спала, многие бы решили, что я спала.
В схеме высшей воли Ткачихи не было ни одной души, которая бы не отвернулась, если бы они думали, что я делаю то, что делаю, исключительно из преданности своей миссии.
Если бы я была четыре месяца назад, это решение показалось бы мне очевидным: Вот он, момент. Используй его.
Теперь и я воспринимала это как однозначное решение.
Потому что ни одна часть меня, даже та, что погрязла в чувстве вины, даже та маленькая девочка, которая считала, что обязана всей своей жизнью Акаэи и Арахессенам, не могла даже подумать о том, чтобы убить Атриуса в этот момент.
Я не могла этого сделать.
Я бы не сделала этого.
Я убрала кинжал в ножны.
Глаза Атриуса открылись. Он никогда не просыпался медленно или вяло. Он всегда просыпался просто и сразу. Сегодняшний день не стал исключением, и когда его глаза открылись, они так же мгновенно, словно это был не что иное, как инстинкт, упали на меня.
Мое сердце сжалось, и это ощущение было отчасти приятным, отчасти болезненным.
Он ничего не сказал, но протянул руку — молчаливый призыв.
В груди снова защемило.
Я подползла к кровати и села рядом с ней, скрестив ноги. Его рука опустилась на мое бедро, пальцы коснулись раны, которую он оставил. Он задержался на мгновение, словно тоже переживал фрагменты прошедшей ночи.
— Ты выглядишь лучше.
Так Атриус спрашивает, Как ты себя чувствуешь?
— Я чувствую себя лучше.
Его рука не шелохнулась. Я так остро ощущала это прикосновение, что оно почти отвлекало меня — и все же, как ни странно, успокаивало. Я не была готова к тому, что контакт кожа-к-коже с Атриусом будет очень сильным. Ни в первый раз, когда я прикоснулась к нему, ни прошлой ночью, ни сейчас.
Вспышка желания в его присутствии, когда его глаза пробежались по мне, подсказала мне, что он думает о том же. И Ткачиха, это было заманчиво — идея снова забраться к нему в постель и раствориться в плотском блаженстве.