Убийство жарким летом
Шрифт:
— Я не собираюсь платить шантажисту! — сказал Рэмси и с такой силой стукнул ладонью по столу Маршалла, что телефонный аппарат подпрыгнул.
— Это было бы очень эффектно для телевизионных камер, — сказал Питер, — и добавило бы вам голосов избирателей, господин мэр, но не от семей тех людей, которых разнесет в клочья на Центральном вокзале.
— Я не гонюсь за голосами!
— Надеюсь, — сказал Питер. — Но вы имеете дело с фанатиками, господин мэр. Предположим, что я прямо сейчас мог бы указать вам на телефонного собеседника мистера Северенса. Вы его арестовываете, сажаете перед яркой лампой, и ваши специалисты заставляют его прислушаться к
— И вы считаете…
— Я склоняюсь к тому, что ничего, кроме десяти миллионов долларов, не изменит их намерений, — сказал Питер.
Рэмси закурил сигарету. Его сильные, ловкие руки подрагивали.
— Вы понимаете, к чему это приведет, мистер Стайлс? На следующей неделе шантажисты позвонят нам и скажут, что нужны еще десять миллионов долларов, иначе они взорвут Линкольн-центр. А еще через неделю они назовут другое место, к примеру здание ООН, и конца не будет их требованиям, но деньги, за которые придется выкупать город, не бесконечны.
— Без конца еще никто и никому не платил, — сказал Северенс, заскрежетав зубами.
— Вероятно, вы получите ответ через два дня, если не придете к этому времени ни с чем другим, кроме смелых речей.
— Хорошо. Рассмотрим альтернативу: мы вызываем национальную гвардию, может быть, даже несколько подразделений регулярной армии. Одновременно с этим призываем к бдительности общественность. Людей с Центрального вокзала эвакуируют, а сам вокзал окружат войсками. Прибытие и отправление поездов будет отменено. Войска окружат Гарлем, чтобы не допустить взрывов ни в нем, ни за его пределами. А теперь скажите мне, Стайлс, если бы вы были моим врагом — позвольте мне на некоторое время называть этих людей врагами, не вступая в дискуссию о белых и черных, — так вот, если бы вы были врагом, что бы вы предприняли?
— Ничего, — ответил Питер. — Я бы сидел себе тихо, смотрел и посмеивался.
— Совершенно верно, — сказал Рэмси. — А вы представляете, сколько будет стоить городу привлечение национальной гвардии и армии? А остановка работы всех служб, связанных с Центральным вокзалом?
— Сотни миллионов долларов, — ответил Питер.
— В час! — сказал Рэмси.
— Конечно, заплатить выкуп обойдется намного дешевле и с точки зрения денег, да и человеческих жизней. Однако за деньгами последуют и другие требования: власти, контроля.
Рэмси затянулся сигаретой.
— Благодарю вас за понимание сути проблемы, Стайлс. Я выслушиваю разные мнения: с одной стороны — Марти, советующего завтра ввести войска и уничтожить негров; а с другой — людей, глубоко убежденных в том, что в сущности своей человек добр и великодушен. Мы должны объединиться с мыслящими негритянскими лидерами — такими, как Ричард Симс, мир праху его! Мне говорили, что они могут призвать к разуму и здравому смыслу горячие головы. Да, но речь идет об ответственных неграх, а таких — капля в море. Так вот, мистер Стайлс, как бы вы поступили, окажись вы на месте мэра?
Питер чувствовал, что все трое с нетерпением ждут его ответа, потому что уже отчаялись найти его.
— Думаю, — сказал Питер, — что, если все предпринятые меры не дадут результатов, следует заплатить десять миллионов.
— И получить
— Таким образом вы покупаете время, — ответил Питер.
— Время у нас было — целых три недели, — сказал мэр усталым голосом. — И мы ничего не смогли сделать.
— Но перелом в ситуации может наступить через час или, может быть, завтра, — сказал Джером Маршалл, но его голос звучал неубедительно.
— Второе, что я бы сделал, — продолжал Питер, — предал бы гласности предъявленные требования.
— И спровоцировал панику? — спросил Рэмси.
— Я не говорю о доброте и великодушии человека, господин мэр, но глубоко верю в то, что люди не так уж трусливы. Я не предлагаю вам захватить все телевизионные каналы и нажать кнопку паники. Я имею в виду намного больший риск, чем тот, на который вы, похоже, готовы пойти: слухи ведь все равно начнут распространяться. Ваша программа засекречивания отсекает от вас жизненно важный источник информации.
— Какой?
— Действующую прессу, — сказал Питер. — Бог его знает, почему ее пока еще не так много в этом городе, и все же есть квалифицированные репортеры, очеркисты и обозреватели, знающие этот город лучше вас, господин мэр, лучше, чем полицейский свой участок, лучше, чем высокопрофессиональные специалисты Джерри Маршалла. Они знают буквально весь город, а не какие-то специфические районы и мгновенно услышат фальшивую ноту в звучании струны. Рискнуть стоит, даже несмотря на то, что в бочонке может оказаться гнилое яблоко, если уместна эта метафора. Я имею в виду риск распространения журналистами секретных сведений. Один из ста может оказаться предателем, но остальные девяносто девять его публично осудят. Если бы я был мэром, то пошел бы на этот риск и приложил бы эти опытные уши к земле. Времени уже остается чертовски мало, но все же такой шаг может сработать.
— И что же они смогут сделать? — после долгого молчания спросил Северенс.
— Давайте внимательно рассмотрим ситуацию, — сказал Питер. — Не исключено, что существует целая группа заговорщиков: шестеро, дюжина, две дюжины. Если их будет больше, произойдет утечка информации, и, поверьте мне, есть миллионы негров, которые поймут, что им грозит. Таким образом, заговорщики — лишь небольшая часть негров, и держаться они будут все вместе, потому что возможность разоблачения подходит к ним все ближе. Они должны тщательно отрепетировать все те действия, которые каждый из них должен совершить в пятницу. Кому-то где-то станет известно, что проводятся секретные совещания, — либо хозяйке пансиона, либо владельцу бара или продавцу газет. Кому они об этом могут рассказать? Конечно же не копу, не городскому начальнику, не человеку из ФБР и не солдату. Они могут поделиться только с тем, кого давно знают и с кем когда-то дружили. И тогда где-то кто-то может сыграть фальшивую ноту, а опытное ухо услышит ее, если будет слушать.
Достопочтенный Джеймс Рэмси так пристально смотрел на Питера, что, казалось, мог испепелить его своим взглядом.
— В этом есть смысл, — наконец сказал он. — У нас есть чуть больше сорока восьми часов. Если кто-то проболтается, то будет уже слишком поздно, а после вечера пятницы вообще не будет иметь никакого значения. Вы можете дать мне фамилии журналистов?
— Конечно, — сказал Питер, — а Джером его дополнит. Он знает всех репортеров полицейской хроники, которые работали раньше и пишут сейчас. Не забудьте, что есть много хороших газетчиков, оказавшихся сейчас не у дел, но действительно хорошо знающих свою работу.