Убрать ИИ проповедника
Шрифт:
22.
Опять кувшинка
Он плавал в бассейне уже около двадцати минут в полном одиночестве. Плавал и думал. Нет, не думал, а скорее следил за тем, что само вертелось в голове. Мысли приходили самые разные. Понравилась, например, та, которая спрашивала, а кто я сейчас по знаку Зодиака и по году Китайского календаря. Раньше он был Девой, если в детдоме ничего не перепутали. Он слышал, что когда его нашли, в пелёнках лежала записка — родился 22 сентября. Год тогда шёл 1943, год Козы. Заботливая мамочка не поленилась — обозначила дату рождения. Что это была за девчонка, его мать? Сколько ей было лет, когда он родился? Почему она его бросила? От кого он родился? От молодого
Он подплыл к бортику, вытащил руки из воды, облокотился и замер — вылезать ещё не хотелось, но до ужина оставалось всего около пятнадцати минут. Всю жизнь я любил Марго — услышал Богдан новую мысль. Я не помню себя взрослым, не думающим о ней. Сколько бы он не пытался освободиться от этой любви, у него получались только мучительные сражения со своим внутренним я и вечные проблемы с женщинами, потому что неизбежно сравнивал их с ней и ненавидел свою горькую долю безответно влюблённого олуха. Столько лет!
Она видела только его силуэт на сцене и даже забывала здороваться, не говоря уже о том, чтобы спросить хотя бы один, любой, самый затрапезный вопрос за сорок лет. Кроме случая на гастролях, кода она оступилась, а он был рядом и успел подхватить её. «Спасибо, Эдик!» — были её слова, намертво врезавшиеся в память. Она тогда ещё в знак благодарности поцеловала его в щёку. Лучше бы она этого не делала. Ночью после спектакля он сидел у окна в своём номере и плакал. Первый раз ему была себя жалко. После этих гастролей он и начал делать её портреты. Сколько он их сделал? Десятки. Я так и буду Девой — Козой? Вернулся к прежним мыслям Богдан. Или я могу сам себе выбрать знак? Ну, скажем, Лев и Дракон! Или Водолей и Кабан! Предрассудки! Он подплыл к бортику и уже собирался вылезать, как услышал знакомый голос.
— Богдан, пошли! Я покажу тебе Подземный мир. Выходи, пожалуйста! — Жрица Наами сидела в кресле у бассейна, теребя белый локон на груди.
— Ты заходишь без стука, я понял. Я не замёрзну в мокрых плавках? — а что ещё можно было спросить. Подземный мир! Убить, вроде, не должны после всего, что я тут пережил, выучил и понял. Сердце всё равно колотилось от неизвестности. Он накинул халат, которых было достаточно разложено у бассейна, и последовал за Жрицей «вниз». Скорее бы уже!
Сначала они шли по каменному хорошо освещённому коридору с идеально отполированными стенами. Как он туда попал, не понял. Мгновенно как-то. Шли молча, Богдан даже еле успевал за быстрой и твёрдой поступью Жрицы. То ли от неожиданности или страха, то ли и правда там было холодно, но зубы стучали, как в детстве, когда барахтались в пруду до посинения холодным летом. Дошли до двери, Жрица остановилась.
— Тебе предстоит церемония очищения, прими как данность. Иначе ты не сможешь попасть внутрь. Это обязательно, — обернулась к нему Жрица.
— Зачем мне эта церемония? Но считай, что я точно так её и принял, — с трудом выговорил от холода Богдан.
— Мы должны убрать всю опасную информацию, которая у тебя есть с Поверхности.
— Я что, заразный?
— Да, очень. Вы наверху не экранированы от токсичных влияний и синхротронных излучений. Ваша пища тоже.
— Я давно это понял.
— Сомневаюсь, — ухмыльнулась Подземная красавица, пропуская его внутрь зала.
— Во всяком случае, из-за этой химической еды, которую нас заставляют есть, мы так мало живём, наверное. Вот сколько тебе лет, если я смею спросить?
— Проходи вперёд. У нас другой жизненный век. Но я ещё в периоде молодости. Хотя внешне мы мало меняемся. Разве что глаза немного выдают.
— Да, глаза тебя выдают, я бы им дал миллион. Наверное, дело не только в еде, чего уж там.
— Мы же хорошо тебя восстановили, Богдан. У тебя есть все основания мне верить.
— Мне бы понять сначала, — Богдан огляделся.
Он стоял в большой просторной комнате, отделанной розовым камнем. Освещение было заметно ярче, чем в коридоре. Стены украшали глухие арки, внутри которых блестели то ли зеркала, толи отшлифованный до максимально возможного блеска камень. Казалось, что за каждой такой аркой своя реальность или отдельный вход в какую-то неизведанную даль. У противоположной от входа стороне на постаменте стояла знакомая до боли розовая кувшинка, из которой лилась непрозрачная белая вода, но другой консистенции, чем молоко, например, более водянистая. Вода переливалась в бассейн постамент. Высота бордюра бассейна, куда собиралась белая вода из кувшинки, достигала примерно шестидесяти сантиметров.
— Здравствуйте! Вы должны полностью раздеться, окунуться в бассейн с головой, затем вытереться полотенцем, надеть тогу и сандалии.
Перед ним стояла другая женщина Внутренней земли, тоже в длинном одеянии с капюшоном, похожая чем-то на Жрицу, как похожи люди одной расы. На вытянутых руках она держала свёрнутое полотенце и одежду, поверх которых стояли сандалии. Она положила свёрток на выступ в стене и беззвучно и быстро исчезла, видимо, тем же способом, как и появилась. Жрицы в комнате тоже не было, но Богдан чувствовал, скорее, он был уверен, что за ним всё равно наблюдают, а как иначе? С их-то технологиями. Ещё он заметил, что Жрица красивее, чем та женщина, что принесла ему одежду, и намного. Он подумал об этом с удовольствием. Значит, есть генетика, уже хорошо.
Богдан разделся, и окунулся в белую воду у подножия кувшинки. Надо бы спросить, почему они выбрали этот цветок, а не бога какого-нибудь в виде человека. Никто, правда, не запрещал считать кувшинку божеством или каким-нибудь космическим объектом поклонения. Что-то же она означает, да ещё и всё, как она, розовое вокруг, а, может, у них другие глаза, и это вообще другой цвет.
Вода приятно обволакивала тело — ни тёплая, ни холодная, немного жирная или мыльная, или даже пузырчатая. Вытаскивая руку, он заметил, что на коже не оставалось никаких следов кроме едва уловимого цветочного запаха. Наконец он вылез из фонтана и вытерся белым полотенцем. Ткань была мягкой и высушила волосы буквально за полминуты, а тело даже не нужно было вытирать, вода практически не задерживалась на поверхности кожи. Балахон и сандалии прекрасно подходили по размеру. Что за материал они использовали для обуви, Богдан не понял — что-то эластичное, лёгкое и прочное, сделанное из одного куска. Дрожь, холод, страх — всё отступило, в голове появилась ясность, спина выпрямилась, и Богдану даже показалось, что у него как-то странно обострилось зрение. Как только он окончательно оделся, открылась дверь, и вошла Жрица.
— О, ты входишь через дверь? Неожиданно, — сострил Богдан.
— Дальше неожиданностей будет больше, — ответила она.
Он последовал за хозяйкой в дверь, и они оказались на своеобразном, не очень большом стеклянном балконе. Пол тоже был прозрачным. Скорее всего, его сделали не из стекла, а из чего-то более продвинутого, так как швов в месте, где пол переходил в перилла, не виднелось вовсе. Он напоминал, скорее, причудливую прозрачную раковину. Вид, который открывался с этого небольшого балкончика заставил Богдана на несколько секунд потерять дар речи.