Убрать президента
Шрифт:
– Ну что, гости, раздевайтесь. Умывальник вот слева. И прошу всех к столу, – добродушно сказал Громов и, скинув шубу, повесил её на прикрепленный к стене лосиный рог.
Было очень вкусно. Давно уже Викентьич так не наслаждался от обычной деревенской пищи. Московские «Ёлки-палки» с их псевдокрестьянской русской едой, как говорится, и рядом не валялись. Капуста и огурчики хрустели на зубах, сало плавилось на языке, грибочки с лучком на густой сметане заглатывались как во французском поцелуе, бодрящий клюквенно-брусничный морс придавал всему этому наслаждению новый акцент. А вкус и аромат обычного ржаного хлеба возвращали воспоминаниями в деревню к бабушке. Словом, никакой мишленовский ресторан не котировался в этот вечер так, как блюда в этой таёжной деревянной избе. Викентьич и Митя разомлели. Топой сидел немного в сторонке, слушал разговор и молчал. А Громов
– Я раньше на почтовом ящике служил. В конструкторском бюро. Занимался оружием, вам не обязательно знать каким. Я очень люблю свою родину и всегда считал, что наше оружие помогает нам защищаться от врага. А потом вдруг понял, что это совсем не так. Что любое оружие – это зло. Очень большое зло. К этому по-разному все приходят. Кто-то через трагедию, через семейное горе, кто-то в результате конфликта с руководством или властью. Как тот же Сахаров, наверное. Я же пришёл через попытки понять этот мир, через осознание себя в нём. Я был состоявшимся конструктором. И в семье у меня было всё нормально. Взрослая дочь, красавица жена, большой дом, несколько квартир, дача, машины, положение, приёмы в Кремле… За границу, правда, не разрешалось выезжать, но меня это не огорчало совсем. А потом как прорвало, как молнией – по сердцу и по мозгам. Что я делаю? Что творю? Моё же оружие убивает людей!!! Это осознание пришло так внезапно, что я испугался. Испугался за себя, за жену, за детей, за друзей. Понял, что жить так больше не могу. И не смогу. Я понял даже больше. Я понял, что любой прорыв в технологии, в конечном счёте – это зло. Любая технология – это только на первый взгляд облегчение жизни человека. А на самом деле – это ограничение его свободы, это неосознанное рабство, в которое человек загонят себя сам.
– А как же новое в медицине? – не выдержал Митя Шевченко. – Ведь это не оружие. Эти технологии спасают человечество от смерти и болезней сотни миллионов людей?!
– Всё верно. Мы спасаем живущих сегодня. Но мы даже представить не можем, какую мину замедленного действия закладываем в генофонд будущих поколений?! Вы хотите поразмышлять на эту тему?
– Нет, не хотим, – уверенно заявил Викентьич. – Расскажите лучше, как Вы оказались здесь.
– После того, как ко мне пришло осознание того, что моё место не в том мире, в котором я живу, я занялся поисками своего мира. К тому времени я уже неплохо изучил традиционные религии – православие, католицизм, иудейство, ислам и буддизм. Как когда-то князь Владимир я выискивал в них плюсы и минусы. И самое главное, искал в них ответы на множество моих вопросов. Но ни одна религия, заметьте, не давала мне этих ответов. Тогда я стал посещать сектантов. Их у нас достаточно, и найти их штаб-квартиры для меня не составляло особого труда. Но и у них я не нашёл ответы. Тогда мне один друг рассказал о Варфоломее. Три года назад я приехал сюда. Потом уже написал жене письмо, чтоб не искала, попросил прощения и… остался здесь, думаю, навсегда.
– Вы хотите сказать, что именно здесь, в Граде Сварога, Вы нашли ответы на все свои вопросы и нашли свой мир? – удивлялся Викентьич. – Но это же выдуманный мир? Вы сбежали от реальности, но, может быть, попали под влияние как раз самого реального и самого продуманного лица?!
– Вы спрашиваете о Варфоломее, не так ли?
Викентьич кивнул головой.
– Знаете, а я с вами соглашусь. Варфоломей, действительно, реальный и очень продуманный, очень умный человек. Он помог мне начать жить по-новому. И наш мир, в отличие от вашего, лживого и с придуманными ценностями, как раз реальный. Настоящий. Правдивый. Я очень надеюсь, что вам удастся нас понять. Одна только просьба: отбросьте все предубеждения и не спешите делать выводы.
– А все-таки, зачем Вас, Громов, занесло так далеко в Сибирь? Неужели где-нибудь в центральной России не нашлось, – Викентьич замялся, стараясь подобрать слово, чтобы не обидеть собеседника, – похожей общины?
– Секты хотели сказать? – улыбнулся Громов. – Нет, не нашлось. Да и не разрешили бы там такое селение. Чтоб ни на одной карте. Чтоб без прописки. Без налогоплательщиков. И чтоб не подчинялись бы мы никому… Такое возможно только в таёжной глуши. Да и то мы все как под дамокловым мечом ходим. В любой момент нас могут разогнать, распределить по психосанаториям, а Варфоломея – вообще посадить. Сейчас ему удаётся каким-то образом – не знаю, правда, каким – уладить все эти вопросы с местными властями. Поэтому им до нас никакого дела нет. Надолго ли это? Повторюсь, не знаю. Да и не в наших всё это руках. Один только Сварог знает.
Громов замолк, очевидно, вспоминая свой прежний мир. Та жизнь ему казалась уже далёкой и забытой. Жена, с которой прожили почти сорок лет, не вспоминалась ему совсем. И не снилась. Он даже пытался как-то представить её улыбку, её лицо. Не получилось. Всплывало какое-то размытое, казалось бы, знакомое очертание, но не лицо. Часто вспоминалась дочка. Но вспоминались ещё школьницей. Может быть, уже замуж вышла? Громов, с тех пор как сюда приехал, ничего о них не знал. Иногда его это тяготило. Но лишь иногда. Он был убеждён, что всё у них хорошо. Он допускал, что, может быть, они иногда обижаются на своего отца за то, что бросил их, ничего не объяснив. Но он верил, что они умные, (они же – в него!), и они простят, они его поймут. Работу Громов не вспоминал вообще. Ни коллег, ни конструкторское бюро. Он понимал, что если понадобится, он вспомнит всё. Особенно – оружие, которое изобрёл. Но не хотел об этом думать. Мысли об этом поначалу сознательно отгонял. Получалось успешно. Потому что впоследствии о нём даже не вспоминал. Но что-то тяготило его в последние дни, что-то мучило, ныло в солнечном сплетении и под левым нижним ребром. Громов ощутил, что это непонятное предчувствие как-то связано с его нынешними постояльцами. Но вот каким образом?
– Я вот только одно понять не могу? – словно в тумане раздался голос Мити.
– Чего? – автоматически произнёс Громов, моментально вернувшись из прошлого. – Что вы хотели спросить?
– Ведь вы язычники, – куражился Митя. – А мне сказали, что не пьёте совсем. Это правда?
– Да, мы не употребляем спиртное. Совсем.
– Но ведь это не правильно. Славяне-язычники любили выпить. Помнится, князь Владимир именно поэтому отказался от принятия ислама. «Питие есть веселие Руси» – так он ответил магометанам, когда они пытались обратить его в свою веру. А у вас, почему под запретом «веселие Руси»? – Митя радовался думая, что Громов загнан в угол, торжествовал и ждал ответа.
– А Вы, юноша, не всегда верьте тому, что в «Повести временных лет» написано, и десятки раз переписано. Это, во-первых. И, во-вторых, в Граде Сварога запрещено употреблять спиртное для того, чтобы соблюдалась железная дисциплина. Я уже говорил вам, что наша жизнь, что права у птиц. Пока на нас власти смотрят сквозь очки сварщика, но если кого-то из нас угораздит вляпаться в коричневое месиво, то покоя точно не дадут. А если вам не нравятся наши права и обязательства, то, как говорится, никто никого насильно у нас не держит. И от нас люди уходят. Не выдерживают ограничений, не могут радоваться жизни без мирских утех. Но те, кто остаются, те – сильны духом и спокойны душой. Поспрашивайте завтра об этом. Но не настаивайте на ответах, будьте понятливее и терпимее, иначе вас не примут, ничего не расскажут и не поймут.
Громов почувствовал, что устал от этого разговора. Поэтому на правах хозяина быстро эту беседу свернул:
– Остальные вопросы завтра. А теперь – отбой!
Викентьич обрадовался такому решению. Откровенно говоря, ему уже давно хотелось заснуть.
007
Йошка Фишман как всегда остановился в Париже в отеле Ритц. Это был дорогой пятизвёздочный отель, в котором обычно гостили высокопоставленные гости. Коко Шанель жила здесь почти тридцать лет, и здесь же умерла. Именно из этого отеля отправились в последнюю поездку по Парижу принцесса Диана и Доди Аль-Файед. В ближайшие же планы Фишмана встреча со смертью никак не входила, он собирался на важную встречу с Джастином в известный Будда-бар. Джастин работал в штаб-квартире ЮНЕСКО, занимался там программой по человеку и биосфере, и именно с ним сорвалась встреча Йошки, когда он недавно был в столице Франции транзитом в Найроби из Москвы.
Окна Йошки выходили на Вандомскую площадь, из которых была видна знаменитая одноимённая колонна. Она была воздвигнута по распоряжению Наполеона Бонапарта в начале 19-го века в честь одержанных им побед. Колонна была выстроена из камня и обложена барельефами, отлитыми из множества австрийских и русских пушек, доставшихся армии Бонапарта от побеждённых воинских частей.
Йошка любил Ритц отель. Он находился в первом округе Парижа, и до ближайших достопримечательностей было, как говорится, рукой подать. До Опера Гарнье он добирался меньше, чем за пять минут. До Лувра чуть-чуть больше. Прогулка до Будда-бара обычно занимала минут десять. Известный ресторан паназиатской кухни находился недалеко от площади Конкорд. Йошка любил там бывать, и очень обрадовался, когда узнал, что встреча с Джастином состоится именно там.