Убрать слепого

Воронин Андрей Николаевич

– Микрофон, – упавшим голосом, но очень уверенно сказал Поливанов. – Вот подонок… Да, это профессионал.

– Бешеный профессионал, – поправил Федотов. – Так что твое дело – день простоять да ночь продержаться. Мои люди знают, где его искать.

– Твои люди, твои люди… Надо что-то делать! – воскликнул Поливанов.

– Сиди и не дергайся. Вы уже сделали все, что могли. Теперь тебе остается одно – как-нибудь выжить и попытаться избежать огласки. Опергруппы к этому парню уже посылали – и Володин, и Потапчук. Так что сиди тихо и лучше всего не выходи на улицу, пока я тебе не позвоню. Надеюсь, здание ФСБ он штурмовать не станет.

– Но… – начал было Поливанов, однако Федотов уже отключился, даже не подумав попрощаться.

Генерал с грохотом обрушил трубку на ни в чем не повинный аппарат. Ситуация складывалась, мягко говоря, непривычная. Он не

относился к тому типу руководителей, которые, дослужившись до высоких чинов, в глубине души остаются лейтенантами и обожают время от времени побегать под пулями с пистолетом в руке. Таким был Алавердян, таким бывал иногда Строев, но генерал Поливанов даже в тир ходил неохотно и только тогда, когда этого нельзя было избежать, полагая, что он свое давным-давно отстрелял и отбегал. Он привык мыслить масштабно, проигрывая в мозгу многоходовые комбинации, в которых принимали участие десятки агентов и целые воинские подразделения, и давно забыл то щекочущее нервы ощущение, когда тебе в голову целится заведомо отличный стрелок. Так что теперь, пожалуй, щекотка получалась чересчур сильная.

Генерал вынул из верхнего ящика стола пистолет и осмотрел его с некоторым сомнением. Быстро вскинув руку, прицелился в дверь и медленно опустил оружие – все это были глупости, дверь представлялась размытым желтоватым пятном, на фоне которого смутно чернел пистолетный ствол. Поливанов давно нуждался в услугах окулиста, но никак не желал этого признать – лет до пятидесяти зрение у него было отменное, врачи на медкомиссиях диву давались, и он привык считать, что с глазами у него все было, есть и будет в полном порядке. Окончательный переход на кабинетную работу, связанное с этим обилие входящей и исходящей макулатуры и постоянно мерцающий прямо перед носом экран компьютера вместе с возрастом постепенно сделали свое дело, и теперь разглядеть мушку на пистолетном стволе было почти невозможно – черт побери, он с трудом видел автоматную!

"Нет, – решил генерал Поливанов, – на роль грозы Техаса я не гожусь – года не те. Черт, почему я не мог заказать себе очки? Впрочем, что очки… Снайпером я не был никогда – предпочитал работать головой, это обычно приносит гораздо более весомые плоды, да и риска меньше. Не в данном случае, конечно. Хотя это как посмотреть. Этот Слепой положил всех стрелков Сердюка, а стрелки были не из последних, и каждый умел постоять за себя с оружием в «руках. Это их всех и сгубило – уверенность, что, пока у них в руках стволы крупного калибра, они бессмертны. Стволы – это для разборок между уличными рэкетирами, а генералы воюют головой. Ты генерал или нет? – спросил он у себя. – Ну, так работай головой, если генерал! Если какие-то федотовские „люди“ сумели вычислить этого бешеного ганмена, то ты, генерал, тоже обязан это сделать. Вычислить, предугадать и упредить. В этом, между прочим, вся суть нашей работы – в своевременном упреждении, а не в погонях со стрельбой и прыжками с крыши на крышу.»

Генерал бросил пистолет в ящик стола, но запирать ящик не стал – голова головой, но мало ли что?

Вернувшись в свое кресло, он принялся просчитывать варианты, но картинка упорно не складывалась – для построения модели дальнейших действий Слепого просто не хватало исходных данных. Все, что было известно о нем генералу, сводилось к подробностям трех последних убийств, причем два первых были организованы совместно с Сердюком и с учетом имевшейся у того информации, а третье вообще было тривиальной мокрухой – подошел, шлепнул и ушел. Однако же, то, как и, главное, где это было проделано, наталкивало на мысль о том, что Слепой кое-что знал о будущей жертве – по крайней мере, адрес. А если он знал адрес Алавердяна, то почему бы ему не знать кое-чего и о генерале Поливанове? Это было очень неприятное предположение, но вместе с тем вполне реальное. На всякий случай генерал выбрался из-за стола и закрыл жалюзи на окнах кабинета – стрелок вполне мог уже сейчас сидеть на соседней крыше или, к примеру, в водостоке, который был хорошо виден из генеральского окна, и, время от времени дыша на руки, чтобы согреться, наблюдать за окнами кабинета через оптический прицел дальнобойной винтовки. На столе ожил селектор.

– Товарищ генерал, – сказал референт, – только что поступил странный звонок.

– Что значит – странный? – возмутился и без того раздраженный генерал. – Ты офицер или Алиса в стране чудес? Докладывай толком, что за звонок?

– Виноват, товарищ генерал. Кто-то хотел с вами поговорить, но не назвал ни имени, ни дела, по

которому обратился. Я сказал, что вы заняты, и он, не дослушав, прервал связь. Звонок был с сотового аппарата, засечь который мы не успели.

– Само собой, – сказал генерал. – Станет он вас дожидаться. Это все?

– Так точно, все.

Генерал отключил селектор и в задумчивости прошелся по кабинету. Звонил, несомненно, Слепой – проверял, на месте ли дичь. Значит, он действительно где-то неподалеку, затаился и ждет. Выходить из здания нельзя – от пущенной снайпером пули никого еще не спасали ни телохранители, ни бронежилеты.

«Интересно, – подумал Поливанов, – сколько ты проторчишь на морозе, умник. Солнце село, температура падает.., а если еще послать кого-нибудь тебя поискать.., хотя нет, этого делать не стоит. Не ровен час, устроят пальбу в центре города, непременно начнутся расспросы: кто да почему.., нет, мы сделаем по-другому.»

Он вдавил клавишу на селекторе и, не дожидаясь ответа, приказал:

– Полковника Назмутдинова ко мне. Немедленно!

Когда Назмутдинов вошел, генерал с военной краткостью отдал ряд продуманных, четких распоряжений. Тон его был таков, что изумленный этими странными приготовлениями полковник счел за благо держать свое недоумение при себе и отправился выполнять приказания – именно в том порядке, в котором они были получены. Через пять минут количество недоумевающих людей в большом, никогда до конца не засыпающем здании сильно увеличилось, но все они были людьми военными и привыкли рассуждать про себя, прямые же приказы следовало выполнять столь же прямо и неукоснительно. Через шесть с половиной минут снайперы заняли позиции и принялись осматривать окрестности сквозь окуляры инфракрасных прицелов, через восемь из ворот здания медленно выкатилась «волга» генерала Поливанова, на заднем сиденье которой важно восседало наскоро состряпанное из подручного материала чучело в генеральской фуражке, а через двенадцать с четвертью минут после того, как полковник Назмутдинов покинул генеральский кабинет, во всем здании погас свет и замолчали телефоны. Вскоре свет загорелся снова – в дело вступили резервные автономные генераторы, работавшие на прозаическом дизельном топливе, – но почти сразу же снова потух. В здании замелькали редкие лучи фонарей, с этажа на этаж, спотыкаясь и налетая друг на друга, засновали недоумевающие люди, послышались встревоженные возгласы. Началась кутерьма, которой, как правило, сопровождаются подобные происшествия. Где-то завизжала женщина, ахнуло и со звоном разлетелось по полу какое-то стекло, кто-то длинно и свирепо выругался, и где-то уже дробно стучали каблуки занимающих оборонительную позицию спецназовцев. Генерал Поливанов вспомнил, что и у него есть пост, который он должен занять по боевому расписанию, но он только вяло махнул рукой и, выдвинув ящик стола, достал оттуда пистолет.

Во всем здании было только два человека, которые знали, что происходит: генерал Поливанов и секретный агент по кличке Слепой, отважившийся-таки на штурм здания ФСБ.

Слепой перешагнул через труп дежурного дизелиста и направился к дверям. Здесь ему пришлось поднять ноги повыше еще раз – на пороге, привалившись спиной к косяку и свесив на левое плечо простреленную голову, сидел охранник.

Быстро покинув генераторный отсек, Слепой торопливо поднялся из подвала на первый этаж и свернул в ближайший коридор, темный, как канализационная труба, разве что не такой вонючий. Позади, в вестибюле, бегали вооруженные люди, лязгало оружие и звучали команды; было слышно, как между первым и вторым этажом барабанят и неразборчиво орут застрявшие в лифте чекисты; выходившие в коридор двери то и дело отворялись и снова захлопывались, мимо кто-то торопливо просеменил, вполголоса ругаясь страшными словами и светя фонариком себе под ноги.

Насколько помнил Глеб, пожарная лестница располагалась как раз в конце этого коридора. На лестнице оказалось полно народа. Движение здесь было упорядоченным, никто не толкался, и все держались правой стороны, торопясь занять свои места по боевому расписанию. Каждый второй здесь был с автоматом, причем среди последних встречались весьма экзотические экземпляры, так что Слепой со своим укороченным «Калашниковым» на плече нисколько не выделялся из общей массы сотрудников – даже когда на него падал луч чьего-нибудь фонаря, он тут же равнодушно скользил дальше. Слепой с трудом удерживался от того, чтобы резать этих баранов перочинным ножом прямо тут, на лестнице: он был уверен, что никто ничего не понял бы, но рисковать не хотелось, по крайней мере, пока был жив Поливанов.