Участковый – Васька Генерал
Шрифт:
– Как?
В глазах у Мясоедова заплясали дьяволята-чертики. Он спрятал глаза и невинным голосом выдал:
– Я предлагаю Эдит поставить директором!
– Директором чего? – недовольно спросил Роман. Он сам давно видел себя в руководящем кресле и считал, что все остальные его друзья, в особенности Мясоед в подметки ему не годится.
После торжественно выдержанной паузы Костя осчастливил нас оригинальным предложением:
– Борделем! – и видя, что мы, его друзья пока осмысливаем его предложение и не знаем, как к нему отнестись, он попробовал его расшифровать. – А чего? Еще Нерон сыну говорил – деньги не пахнут. Какая разница,
Костя Мясоедов забыл золотое правило. Затеял провокацию – жди адекватного ответа. Не успел он прикрыться рукой, как получил от меня увесистого леща. Чуть голова не оторвалась у него. Я рассвирепела и учинила форменный скандал.
– Знала я Мясоед, что ты трус, но что ты хам, даже не догадывалась? Второй раз сдать меня хочешь?
– Ты, что Эдит окстись? – завопил отшатнувшийся Мясоедов. – Когда я тебя сдавал?
Вообще-то прав он был. Предать – предал, а сдавать – не сдавал.
Я гневно сузила глаза.
– Когда? Забыл? Не помнишь? Ты со мной начал встречаться, а тебе подвернулась девочка, дочка членкора. Что ты сделал? Ты предал меня и потихоньку спихнул Роману. – Меня душила тяжелая злоба. Я с непонятной мне ненавистью смотрела на него. – Только, ничего у тебя не получилось Костя. А знаешь почему?
– Ну-ка, ну-ка, расскажи! – с любопытством попросил меня Роман.
– И расскажу! – прямо, прожигая их обоих глазами, бросила я им в лицо гневные слова. – Когда Мясоед, ты бросил меня, я очень обиделась. Я тебя ведь по-своему любила и даже собиралась замуж за тебя выйти. Ладно, думаю, слабак ты, прощу в этом тебя. И отомщу. Дождусь когда-нибудь вот такого момента, когда ты будешь сидеть в гостях и завидовать своему сопернику. Мысленно слезами умоешься, а ничего поделать не сможешь. Не твоя я. Ты ведь умник, как думал? И там женюсь на Зоиньке, кусок оторву, и меня, как любовницу сохраню. Куда она денется? Фигушки тебе, дорогой. Вот ты сейчас и бесишься. Нарочно оскорбляешь меня, ждешь, чтобы тебя выгнали отсюда, чтобы ты перестал мучиться. Обиженным хочешь быть. Нет уж, потерпи как-нибудь. Ты холодца не хочешь?
– Нет! Не хочу!
– Что так, ты его раньше всегда любил? Али я разучилась его готовить?
– Да утихомирься ты! Пошутил я! – взмолился Костя Мясоедов. Но мне попала шлея под хвост. Меня несло. Неустроенная семейная жизнь, как разбушевавшееся озеро, выплескивала на берег волны эмоций.
– Утихомирься говоришь. Утихомирюсь. Но приоткрою вам небольшую тайну. И решила тогда я, мои драгоценные ребятушки, пустившие меня по кругу, сделать этот круг исключительно своим. Раз, вы так со мной, то и я так с вами.
– Как так? – не понимающе смотрел на меня Костя Мясоедов.
– То есть? – угрюмо спросил Роман вставая с кровати. Я достала из сумочки сигарету и закурила.
– А так. Решила я вас обоих оставить для себя. Маленький гаремчик себе завести. Все честь по чести, как вы хотели. Считайте, на сегодняшний день я ваша единственная общая, верная вам обоим жена. Значит, Костя мой дорогой, предлагаешь, мне возглавить бордель. А ты Романчик лежишь молчишь и барыши мысленно подсчитываешь?
Я гордо вскинула голову и жестко посмотрела обоим в глаза. Не могли они понять, что я за игру веду.
– Ну, что ж я согласна.
Костя Мясоедов уже не рад был, что так глупо пошутил. И в мыслях у него не было ничего подобного.
– Я пошутил! – постарался дать он задний ход.
– Зато я не шучу. Я согласна! Откроем бордель. Директором буду я, а этими самыми, что внаем сдаются, бордельерами, – будете вы!
– Это как же тебя понимать? – осклабился Роман. Я улыбнулась.
– Обездоленному мужиками бабью буду вас сдавать. С руками оторвут таких красавцев.
Роман непроизвольно хмыкнул, и направился к столу. Я преградила ему дорогу.
– Я не поняла, – с презрением спросила я Романа, – ты что так и собираешься спустить ему его хамство?
– Какое хамство, – невозмутимо пожал плечами Роман, – можно подумать ты его не знаешь! Он ради красного словца, обольет помоями собственного отца. Что я должен был сделать?
Я от возмущения топнула ногой.
– Выбросить его в окно, как шелудивого пса. А не к столу приглашать.
Роман недовольно поморщился.
– В окно выбрасывают мартовских котов, берут за шкирку и выбрасывают. А он на кота совсем не похож. Это сейчас, он гадости всякие говорит, а если бы ты знала, как он мне надоел с расспросами о тебе. И где ты сейчас работаешь, и в чем одета, и не поправилась ли, или наоборот не похудела?
И сколько раз просил передать тебе цветы. Про приветы я уж и не упоминаю. В гости, наглый паразит сколько раз набивался, но я ему сказал, что ты его только в гробу видеть согласна, да и то в белых тапочках. Не видишь, ревность его корежит всего. Болтает он, сам не знает что. – Роман захохотал. – Ты знаешь, что он сделал, когда сюда зашел и остался один в прихожей?
– Что? – уже без прежней угрозы в голосе спросила я.
– Он как собака обнюхал всю твою одежду, что на вешалке висела, думал я не вижу. А я в зеркало за ним наблюдал. Если тебе это ничего не говорит, то я уверен, прикажи ты ему сейчас целовать свои следы, он до самой автобусной остановки их облобызает, и показывать их ему не надо будет где они, он их по запаху отличит.
– Никогда! – с пафосом воскликнул Костя Мясоедов.
– Что же ты мне об этом никогда не рассказывал? – с обидой в голосе спросила я Романа. Он быстро ответил:
– Чтобы не расстраивать твою нервную систему. А то еще станете встречаться за моей спиной. Старая любовь, она ведь не ржавеет… Так мы сядем за стол или мне его спустить с лестницы?
– Ладно! – миролюбиво заявила я им обоим, – так и быть, проходите к столу.
Костя Мясоедов демонстративно потирал пострадавшую щеку, показывая всем своим видом, что собирается уходить.
– Не напрашивайся на жалость! – остановила я его, – она хуже грубости. Проходи садись. И не плачься, не пожалею. Что заслужил, то и получил! – и тут же тихо его спросила, – Ты правда, мне цветы посылал?
Он возмутился:
– Каждую неделю. А он что, так ни разу и не сказал от кого они?
– Нет. Молча вручал.
За столом, под хорошую закусь, к ранее выпитому аперитиву уговорили еще бутылочку французского коньяка. Развязались языки, стали выстраивать стратегию будущей фирмы. Начали издалека. Самым умным из нашей троицы считал себя Кизяков Роман, хотя Костя был кандидатом наук. По жизни Кизяк мелкий тактик, но мнит себя великим стратегом. Да еще любит идеологическим соусом поливать любое предложение. Начал он с пафосом: