Участковый
Шрифт:
– Сохраняет баланс! – важно кивнул Аесарон. – Ни нашим, ни вашим. Натуральный неваляшка.
– Баланс? Какой баланс?! – растерянно воскликнул областной руководитель Ночного Дозора. – Баланс сохранялся, когда на одного моего бойца третьего ранга приходилось двое твоих пятого и десяток седьмого. Теперь по лагерю бродят сплошные низшие Темные во главе с Пардусом и Мельниковой, две дюжины никчемных колдунов и три-четыре Светлых невразумительного уровня, а крепких середнячков ни у тебя, ни у меня почти не осталось!
– Я-то чем тебе тут помочь могу? – с наивным удивлением развел руками Аесарон. – Меня вообще не было в момент нападения! Все претензии – к вашему гостю.
– Кому-нибудь удалось этого неваляшку рассмотреть? – обратился Сибиряк ко всем сразу. – Я был на
– Я на пятое небо поглядал, – неожиданно из своего уголка откликнулся Химригон.
Собственно, ничего он больше не добавил, и так было понятно, что и там ему не удалось увидеть того, кто волной проходил по всем слоям Сумрака. «Пятое небо!» – с восхищенной оторопью подумал Угорь. Конечно, у шаманов, как и у ведьм, свои пути-дорожки в Сумраке, им, может, на пятый слой поглядеть куда проще, чем Евгению на второй шагнуть, и дело тут даже не столько в ранге, сколько в отличиях самой природы Сил, используемых магами и шаманами. Недаром, наверное, все Иные – и Светлые, и Темные, и даже вампиры с оборотнями – переход на следующий слой Сумрака обозначают жестом «вниз», «ниже», «глубже», а шаманы – «вверх», «выше», и каждый слой у них называется небом.
Тогда, может быть, действительно существует и седьмое небо, на которое когда-то поднимался Дог?
– А если он еще глубже? – вслух сказал оперативник.
– Жень, ты знаешь кого-нибудь, кто мог бы спокойно разгуливать глубже пятого слоя, а? – задумчиво спросил Аесарон. – Таких даже я не знаю.
– Если он так глубоко – он мог бы сделать все чище, тише, аккуратнее. – Сибиряк снял очки, близоруко сощурился, снова надел. – Скажем, просто вырезать из человеческого мира это место и переместить куда-нибудь в Антарктиду или в жерло вулкана. И уж тем более не стал бы отбрасывать тень, выдавая свое присутствие.
– Свое присутствие он выдает регулярно! – парировал Угорь. – Я думаю, что это он постоянно, не скрываясь, следит за всеми важными событиями. Качашкин, ты помнишь сражение с нетопырями? Тогда высоко-высоко птица летала.
– И в лесу, возле оракула, я видал – орел парил, – сообщил Денисов.
– Да и я пару раз большую птицу замечал, – задумчиво признал Аесарон.
– Орел… орел… – пробормотал Сибиряк, замедлив свой бег по штабной палатке. – Кукин! Вадик, узнай, пожалуйста, остались ли у нас в лагере перевертыши, способные вести бой в небе. Пусть будут наготове. То есть, – обернулся он снова к Евгению, – ты хочешь сказать, что он чувствует себя абсолютно неуязвимым, поэтому особо не скрывается? Так?
Угорь пожал плечами, после паузы ответил:
– Это очевидно. Когда… Темный коллега использовал кровь, это не нанесло волне вреда, просто создало возмущения в Сумраке, и волна отвернула в сторону. Если бы я увидел на дороге лужу или… хм… коровью лепешку, я бы тоже обошел, хотя ни то, ни другое серьезного ущерба мне бы не причинило.
– Логично, – согласился Сибиряк. – Итак, мы имеем дело с Иным, который умеет создавать и длительное время поддерживать гигантские магические щиты, способные укрыть целый пласт реальности; с Иным, который маскируется так, что на всех доступных нам слоях Сумрака фиксируется только его тень; с Иным, который выглядит – подчеркиваю: выглядит! – неуязвимым, поскольку до сей поры все попытки использовать наш боевой арсенал провалились; с Иным, который сам использует неизвестное нам заклятье, нейтрализовать которое пока не удалось, в результате чего в ужасе и панике разбежалась значительная часть… скажем так – младшего офицерского состава. Верно? Я ничего не забыл?
Федор Кузьмич сидел ни жив ни мертв. Еще это существо умеет обращаться орлом, умеет подчинить, заставить работать на себя, как это, вероятнее всего, произошло с Остыганом, оно – случайно или нарочно – создает аномалии в Сумраке… И сейчас в лапах этого существа – Данилка, малюсенький человечек, несмышленыш, родная кровиночка… Едрить твою редиску! Что он, Денисов, делает тут?! Они могут бесконечно долго обсуждать, составлять планы, опасаться и рисковать – все это ради каких-то своих целей.
– Там, в Загарино… – хрипло начал Денисов, задохнулся, откашлялся. – Кто там? – И, совсем понизив голос, сипло выдохнул: – Дог?
Аесарон и Сибиряк переглянулись. Остальные, за исключением, быть может, Химригона, затаили дыхание. Напряжение, возникшее в палатке, грозило высоковольтным разрядом.
– Ну что вы, Федор Кузьмич! – подчеркнуто равнодушным тоном ответил глава Светлых. – Дог был легендой уже тогда, когда я пешком под стол ходил. – Он пошарил в одном кармане, в другом, затем безнадежно махнул рукой. – Мы предполагаем, что там – один из его сыновей.
Максим Максимович поднялся задолго до прибытия поезда – не любил приводить в порядок на глазах у посторонних ни постель, ни себя. Он умылся, переоделся из дорожной смены в цивильную одежду, скатал матрас и сходил к проводнице за чаем. Устроившись возле окна, Максим сделал глоток и поморщился. Не чай. Ну вот совсем не чай! И все же что-то раз за разом заставляло его, путешествуя в поездах, пить коньячного оттенка бурду. Может, все дело было в традиции, в подстаканнике, в ритуальном покачивании и спотыкании, когда ты со стаканом в руке возвращаешься от титана к купе, стараясь не расплескать кипяток?
Поезд мчался сквозь тайгу, как сквозь тоннель – таким плотным, сплошным, непроходимым казался лес. Неплохо было бы пролететь здесь на вертолете, посмотреть на чащобу с высоты, подарить глазам красоту и отдохновение, оставить в памяти величие и покой здешних мест. И пусть случилось бы это не в первый раз и даже не в десятый – любоваться тайгой сверху можно бесконечно.
Впрочем, велика вероятность, что вертолетом воспользоваться все же придется. Все будет зависеть от того, какой информацией его снабдит Сибиряк. Вполне возможно, что до безвестного районного центра рациональнее всего добираться по воздуху.
Максим Максимович в очередной раз задумался, где ему еще разжиться информацией, если Сибиряка по-прежнему нет в городе или выяснится, что он – ни сном ни духом. Маловероятно, конечно, что он не в курсе дела, слишком уж подозрительное совпадение, но как знать? Вся эта история вообще кажется маловероятной, однако ж – вот, извольте убедиться.
Собственно, именно ради того, чтобы убедиться, Максим и предпринял такую дальнюю и незапланированную вылазку. Он очень не любил, если не мог чего-то объяснить, пусть даже самому себе. Гармония мира на том и строится, что любой элемент мироздания правилен, уместен, естественен, целесообразен – нужно всего лишь найти его связь с другими элементами. Иногда на поиски целесообразности и взаимосвязей могли уйти годы, но Максим Максимович давно уже никуда не спешил. А тут ситуация вырисовывалась дурацкая, и пусть он не был связан обещаниями и обязательствами, пусть не чувствовал себя ответственным за судьбу мальчишки, но потребность разобраться в произошедшем четвертые сутки наполняла его нестерпимым зудом. Иван не был его родственником – всего лишь внуком давнего знакомого, некогда собрата по оружию. Они редко виделись, а после того, как мальчишка поступил в институт, и созванивались-то всего пару-тройку раз. Какие могут быть точки соприкосновения у Светлого мага третьего ранга с двухсотлетней историей и студента-первокурсника из обычных людей? Никаких. Тем не менее – случалось, созванивались. В телефонном общении с внуком покойного друга тоже было что-то ритуальное, необъяснимое, как в желании непременно попросить у проводницы чай в стакане с подстаканником.