Учебник по графомании
Шрифт:
*Наблюдение за врагом, болезненное любопытство - это удар по самому себе.
Ну, это и переводить не надо.
В заключение скажу, что сетевое общение не всегда будет таким несерьезным, необязательным, призрачным, бесполезным и опасным занятием для психологического здоровья человека, а лишь пока в сети существует полная или частичная анонимность, которая непременно исчезнет с развитием компьютерных технологий.
Вот тогда и поговорим.
P.S. В заключение напомню, что злые языки постоянно утверждают, что мы (русские, русскоговорящие, советские, российские, славянские...) на генетическом уровне обладаем таким неприятным качеством, как агрессивное нетерпение к чужому мнению,
СОЗНАТЕЛЬНА ИЛИ БЕССОЗНАТЕЛЬНА ГРАФОМАНИЯ
(первая попытка это объяснить)
Если бы человеческое сознание принимало хотя бы посильное участие в писательском труде, то книг бы не было. Значит, в нас что-то сидит: другое, более необычное, чем отражается в зеркале, то есть в повседневной жизни. В сущности, сидело бы и сидело, но почему-то вылезает.
В устойчивом психическом состоянии, никто графоманией не болеет, ее лишь изредка провоцируют яркие эмоциональные переживания, и если вдруг их сумма превышает человеческие возможности это вынести, то кого-то из нас под руки ведут в больничку и ставят обидный диагноз. Т-с-с-с, и не надо называть это вслух, потому что там, где начинается необычность, начинается и талант, или его первые симптомы - литературные способности. В общем, или психи талантливее нас или мы сами недостаточно психи, чтобы быть интересными для всех остальных - нормальных.
Ну, спросите, например, любого нормального человека: чем он обыкновенно дышит, и гражданин безошибочно назовет это воздухом. У писателя этот процесс дыхания до нестерпимого усложняется: то он спирает его героям горло, то распирает им легкие. В принципе, конечно, полный бред, но со страниц книги выглядит красиво. Что мы! Вот так едешь в Метро, просто дышишь, и кому это может быть интересно: ну если при этом, конечно, не сопишь в чужое ухо, а просто культурно так вдыхаешь и выдаешь - всем абсолютно все равно.
У писателя, что у плохого, что у хорошего, все непременно усложняется до причины исключительности, потому естественное желание тут же об этом всем рассказать (написать) вполне оправданно.
А вот в здравом уме из вас писателей не получится, если даже очень стараться. Я, надеюсь, никого здесь этим не обижу, раз вы сами сюда пришли, значит, оно и из вас так и лезет, что в одиночку не удержать. Уж вам и здесь в этом тоже не помогут, всем некогда: каждый тут свое двумя руками держит, что изнутри у него выглядывает. Ну, впрочем, у всех по-разному: кто уже внутрь это заталкивает, а кто еще наоборот это изнутри манит, но все равно это, в общем, все сильно собой заняты, право, не до вас. Вот если бы вы, к примеру, под машину попали, не сильно так, слегка - чтобы было нестрашно посмотреть, то все бы поглядеть сбежались, а гениев тут и без вас достаточно. Еще и не таких талантов здесь видали, чтобы на вас теперь задарма смотреть. Что ж, впрочем, местные писатели, то есть мы, конечно, страшно в нашем навязчивом увлечении похожи на собачников. Уж присмотритесь, та же манера поведения.
– У моего дога исключительно высокородный окрас, вы посмотрите, ну, посмотрите...
– Что ж, не спорю, хорошая собачка, а вот у моего ротвейлера в родословной одни чемпионы, вы посмотрите, какой прикус, да такой тещу за один хряп пополам перекусит...
Ну, вы и сами знаете, почему так дружны эти собачники, потому что желание воспитать (и создать) собаку ничто без возможности этим похвастаться.
Вот так и мы, пришли на Самиздат похвастаться своей рожденной в муках породой, а тут оказывается у всех она такая - дворовая, вот каждый и косит, как может, под племенную масть, в конкурсах разных участвует, чтобы мандат иметь, что лаять умеет по-печатному, и хвост и уши у него нормально подрублены.
Вот в чем в самом главном графоман похож даже на гениального писателя: тот и другой обязательно с приветом. Это нас с ними, великими, всегда и объединяло. В остальном, нет никакой между нами похожести, но и того достаточно, чтобы свое я до поджилок прочувствовать. У сетевого графомана даже больше сегодня возможностей, чем у Гоголя или какого-то там Пушкина, этим великим нужно было признание целой толпы, а нам и одного монитора уже достаточно. В общем, современный писательский бред, наделенный способностью свернуть весь мир до размера экрана компьютера, нашел наконец-то более устойчивую форму существования. Стало возможным одновременно чувствовать: 'ты есть - тебя нет', то есть, 'ты уже не ты, а что-то более значительное'. Если в пещерный, до компьютерный период, чтобы поехать крышей графоману нужно было приложить для того усилия и затратить значительное время, то теперь этот процесс ускорен новейшими процессорами: раз-два и уже поехали.
А, спрашивается, куда? Да поздно спрашивать, раз уже тронулись.
Ну, скажем, насколько безобидно это само творчество для большинства авторов - совершенно безобидно, потому что основная масса графоманов с абсолютно адекватной психикой, то есть, разумна, и потому бездарна. Уж здесь, у нас, можно прочитать массу сам с собой литературы, где авторы на длинные страницы переложили прекрасным русским языком сто раз повторенные до них мысли, образы и эмоции, а вот бога или черта в них нет. А то вдруг, изредка, встретишь с виду натуральный бред: слова на слова лезут, мысли в одну кучку не ложатся, русский язык исковеркан с кухарской жестокостью, а новизна в тексте есть. Это, значит, товарищ не справился, вылезло оно из него и всех должно бы было удивить своей новизной, но его опять не заметили, потому как форма в литературе, к сожалению, важнее ее содержания. В этом, наверно, и заключается главная беда способного человека: уложить то, что никто никогда не видел, в форму всем привычную, чтобы быть понятым и услышанным, и при этом остаться самим собой. Да что я вам все так непонятно рассказываю, сейчас проще скажу: вы большую кошку в маленькую сетку пробовали запихивать, если не пробовали, то и не надо, на то талант нужен.
Если бы нам разрешили писать, как мы думаем, то сплошь и рядом рождались бы произведения не разбитые на отдельные эмоции, кои легче было бы переваривать, а все это было в натуральном виде. Я тут прочитал у одного автора, что он делал в туалете и, казалось, чем бы он мог нас удивить, если мы все это давно делаем, а он вдруг написал следующее откровение, что 'с философской точки зрения ходить по маленькому ничем не отличается от хождения по большому, то почему тогда мы не делаем это все сразу'. К сожалению, в этом отрывке гораздо больше смысла, чем в бесчисленных литературных спорах, которые мы ведем на форумах и статьях СИ. Автор-безобразник прямо ставит самый насущный философский вопрос на уровень обывательского понимания: если так удобнее, то почему не делаем - не можем, не хотим или просто растягиваем удовольствие.
Чувствуете, что тот бред, какой я сейчас несу, обозревая одну чужую строчку, гораздо быстрее можно назвать бредом, чем то, о чем нам поведал сам автор туалетной философии.
Ну, разумеется, все остальные, якобы пишут лучше, и находят более высокие на то образы, что доказывают строки другого СИ-шного автора: '...софистические приемы в доскональном понимании увиденного мира, ничто против умозаключения большинства'. Если первый безобразный туалетный отрывок я попытался возвысить до культурного понимания, то в этом случае сделаю наоборот, понижу. Что мы здесь можем понять? Да все что угодно, то есть, одним мановением клавиатуры автор показал нам то же самое, что и первый автор: он может так писать, а мы так почему-то не пишем - не можем, не хотим или растягиваем удовольствие.