Учебник самопознания
Шрифт:
Все бы это было хорошо, если бы у Тертулиана была власть объявлять свои мнения как обязательные. Но душу никак не удавалось признать просто дыханием, потому что христианство при этом утверждало, что после смерти души будут жить, дожидаясь последнего суда. Это же разрушало и понятие, что душою живой человек становится вместе с телом. Душа явно была отделима от тела, и, похоже, вовсе не являлась духом. По крайней мере, и народный язык и язык самих богословов выдает, что их различие отчетливо осознавалось.
При этом сама мысль о единстве природы духа и души жила в христианстве наряду с мыслью Гермогена о различии их природ.
В восьмом веке Иоанн Дамаскин,
"Мы же постановляем, что Христос был не с одним сложным естеством и что Он не был чем-то новым сравнительно с другим, из чего Он образовался, подобно тому, как человек состоит из души и тела, или как тело из четырех стихий". [16]
16
Дамаскин Иоанн. Точное изложение православной веры. — М.: «Лодья», 2000, с. 124
В русском языке, похоже, слово дух далеко не так явно связывается с дыханием, как в еврейском и греческом. Дух, это для нас, скорей, то, что остается от человека, когда его тела уже нет. Русский дух может пребывать, еврейский должен двигаться, то есть дышать. Поэтому Дамаскин, пытаясь понять библейские высказывания о духе, пишет несколько странно:
"Должно же, чтоб Слово (то есть Христос — АШ) имело и Духа. Ибо и наше слово не лишено дыхания. Впрочем, в нас дыхание чуждо нашего существа. Ибо оно есть влечение и движение воздуха, вовлекаемого и изливаемого для сохранения тела в хорошем состоянии". [17]
17
Там же, с. 83–4
Такое понимание духа, естественно, не удовлетворяет богослова, потому что вдуновение не могло быть сделано Богом одним лишь воздухом. Должно было войти нечто, что вносит в тело жизнь. И вот Дамаскин непроизвольно возрождает спор Тертулиана с Гермогеном о вещественности души.
"Таким, следовательно, образом Бог сотворил духовную сущность: я говорю об Ангелах и всех находящихся на небе чинах. Ибо эти — совершенно ясно — суть духовной и бестелесной природы; бестелесной, однако, — говорю, — по сравнению с грубостью вещества, ибо одно только Божество по истине — невещественно и бестелесно". [18]
18
Там же, с. 150–1
Из этого высказывания отчетливо видны две части православного понятия о духе: дух может быть некой сущностью, отнюдь не равной дыханию, и дух может обладать некой вещественностью. Вещественностью весьма условной, лишь в сравнении с еще большей мерой духовности. Но движение от вещества к Духу есть лествица одухотворения, а от Духа к веществу — оплотнения духа. И в эту лествицу как-то вписываются и, наверное, раскладываются в ней и человеческие дух и душа, которых Дамаскин не различает:
"Далее, тело и душа сотворены в одно время; а не так, как пустословил Ориген, что одна прежде, а другое после.
И так Бог сотворил человека … в одно и то же время — духа и плоть". [19]
Душа и тело есть то же самое, что дух и плоть…
Возможно, тут Дамаскин или его русский переводчик непроизвольно выдал очень важное соотношение души и духа: Душа для тела то же самое, что Дух для плоти… И это либо лишь разные способы говорить об одном и том же: в рамках разговора об отдельном человеке и философически. Либо же душа — это тело, и как тело, составляемое плотью, она составляется духом.
19
Там же, с. 152
Этот вопрос, рожденный древним святым, неожиданно стал насущным для двух русских святых девятнадцатого века — Игнатия Брянчанинова и Феофана Затворника. Между ними разгорелся спор, который заслуживает особого рассказа.
Глава 7. Вещественность души. Брянчанинов и Затворник
Мысли Иоанна Дамаскина возбудили творческий дух русских людей. Святитель Игнатий Брянчанинов (1807–1867) строит свое учение о душе, отталкиваясь от ее определения, данного Дамаскиным:
"В основание изложения нашего о душе человека мы полагаем то определение, которое делает ей вышеприведенный учитель Церкви. "Душа, — говорит он, — есть существо живое, простое, бестелесное, телесными очами по своей природе невидимое, бессмертное, разумом и умом одаренное, безвидное, действующее посредством органического тела и сообщающее ему жизнь, возрастание, чувство и силу рождения, имеющее ум, не как что- либо отличное от нее, но как чистейшую часть самой себя. Душа есть существо свободное, одаренное способностью хотеть и действовать, изменяемое, и именно изменяемое в воле, как существо сотворенное"". [20]
20
Игнатий Брянчанинов. Слово о человеке // Аскетическая проповедь. — Минск: Лучи Софии, 2002, с. 444
Тут же Брянчанинов вынужден объясняться относительно того самого понимания духовной природы, которая относительно вещественна. Поэтому он не может принять определение святого грека, и начинает собственное исследование, которое приведет его к спору с Феофаном Затворником. Сутью этого исследования является собственное созерцание мыслителя, его попытка рассмотреть действительность, сопоставляя сказанное с тем, что он видит в себе.
"Очевидно, что святой Иоанн Дамаскин дал такое определение душе относительно: относительно нашему состоянию и степени способности к познанию.
Далее он объясняет это. "Бестелесное, — говорит он, — одно таково в самом естестве, а другое в сравнении с грубым веществом. По естеству бестелесен только Бог; ангелы же, демоны и души — бестелесны по благодати, и в сравнении с грубым веществом"". [21]
В той же работе Брянчанинов предлагает способ, каким можно понять взаимоотношения души и духа. Он использует библейский образ и уподобляет отношения духа и души отношениям души и тела, показывая, что и тело и душа могут рассматриваться как своеобразные сосуды, вмещающие более тонкое содержание.
21
Там же, с.445