Ученье – свет, а богов тьма
Шрифт:
– А можно попробовать разок? – загорается мой муж.
– Тебе-то зачем? – удивляется бабушка, подставляя деду свою тарелку за добавкой. – Ты и так неплохо справляешься.
– Любопытно, – улыбается Азамат.
– Это нарушит ход эксперимента, все капсулы учитываются, – начинает бабушка, но мама уже сняла с полки коробочку.
– На, одну-то можно.
– Нельзя! – возмущается бабушка. – Ты что, не слышишь меня?!
– Артемида, – включается дедушка и улыбается Азамату.
– Ну делайте что хотите. – Бабушка вытягивает лицо и снова углубляется в рыбу.
Азамат глотает капсулу и продолжает ужинать как ни в чем не бывало.
Однако в наш микроэксперимент врывается помеха в виде двух джентльменов в пиджаках и с большим кубическим чемоданом, содержащим несколько новейших моделей оцифровщиков мыслей.
– Это под вашу ответственность, вот тут распишитесь, пожалуйста, – протягивает один из них Азамату планшет. – Завтра в то же время приедем забирать.
– Премного благодарен за оказанный почет, такое дело, солидарен, надо ставить на учет, – внезапно выдает Азамат.
Джентльмены переглядываются и смываются, пока не поздно.
– Вот так, напугал неповинных людей, а все от потешных научных затей, – продолжает он, сам себе удивляясь.
– Сколько, говоришь, это длится? – спрашиваю маму.
– Около часа…
– А, ну повеселимся.
Азамат так и продолжает говорить стихами, причем со свойственной ему педантичностью использует стихотворные приемы, характерные именно для того языка, на котором говорит, то есть на муданжском он рифмует начала строк, на моем – окончания, а на всеобщем обходится аллитерациями. Бабушка, смирившись с творящимся беспорядком, решает превратить проблему в точку роста и записывает Азаматово творчество на телефон для последующего анализа.
– Почему ж я-то стихами не говорила? – ворчит мама. – На родном хотя бы?
– Потому что ты со словом обращаться не умеешь, – отрезает бабушка. – Данный объект тем и интересен, что весьма подкован не только в практике, но и в теории словесности. Ну довольно об этом, давайте опробуем приборы, у нас вскоре будет конференция по цифровым интерфейсам мозга, не хотелось бы пропустить демонстрацию.
Ажги-хян тянет с руки браслет, но Азамат его останавливает:
– Попробуйте сначала разобраться, что к чему, чтоб сила не подкачала, не повредила никому.
– Да, действительно, – соглашается духовник и оставляет браслет в покое.
Часа два мы всем скопом вчитываемся в инструкции, то и дело напяливая на бедного Старейшину то обруч, то шапочку, то очки, крутя ручечки и переключая рычажки. Результатом этого становятся несколько страниц бессвязных мыслей и полсотни мутных картинок, сохраненных на карточку памяти из головы духовника. Наконец мы находим наиболее совершенный из приборов – он записывает вербализованные мысли практически без ошибок (например, «Когда же это кончится?!») и выдает вполне доступные пониманию изображения (например, весьма удачный портрет Сурлуга и вид с моста на зимний Ахмадмирн).
– Ну вот теперь можно и без браслета попробовать, – резюмирует Унгуц, дочитывая инструкцию к прибору, представляющему собой набор эзотерических узоров, приклеиваемых к коже на лбу и за ушами.
Ажгдийдимидин глубоко вдыхает, закрывает глаза и трепетно снимает браслет.
Прибор издает чудовищной пронзительности писк, как плохо настроенный микрофон, мы аж все пригибаемся, затем этот писк переходит в грохот, а потом обрывается, заменившись яростным свечением, исходящим из самого духовника, прибора и ближайшей стены. На пределе яркости посреди нас возникает что-то белое, и тут Кир дотягивается и надвигает браслет обратно на руку остолбеневшему духовнику, пока жив.
Ажгдийдимидин заходится кашлем и вытирает слезящиеся глаза, тяжело дыша.
– Спасибо, – выдавливает он куда-то в сторону Кира.
– Это что было?.. – пришибленно спрашивает Янка.
– Ну у вас и силища, – комментирует ошеломленный Умукх.
– Ой, смотрите, цветочки! – замечает Кир.
И правда, то белое, материализовавшееся из света, оказывается свадебным букетом. Мы все с интересом принимаемся его рассматривать.
– Что-то мне подсказывает, – говорю я таким тоном, каким рассказывают страшную сказку, – что твой, Янка, букет на свадьбе никто не поймает.
Янка поднимает на меня напряженный взгляд.
– Слушай, я же сегодня как раз заказала такой…
Тем временем Старейшина отдыхивается и снова кивает Киру.
– Спасибо, что остановил. Похоже, я чуть не создал зияние.
– Это была Янкина свадьба? – уточняю я.
– Да, и еще немножко, и вы все оттуда стали бы появляться здесь, – неловко объясняет духовник. – Мог бы получиться международный конфликт, если бы вы все исчезли.
– Свадьба со мной? – тревожно спрашивает Ирнчин.
– Да с тобой, с тобой, успокойся уже, – раздражается Ажги-хян. – Фу-ты, дайте водички, что ли…
Немного оклемавшись, Ажгдийдимидин включает большой экран и силой мысли подключает к нему свой узорчатый прибор.
– Покажете свадьбу? – загорается Янка.
– Свадьбу не буду, она не за горами, да и неинтересно будет потом, а вот что подальше – покажу. И в дальнейшем буду сначала предсказывать, потом включать прибор. Ну вот, смотрите.
На экране начинают мелькать картинки – в основном знакомые лица, но и новые тоже, хотя разглядеть трудно, однако вот их смена замедляется, и я вижу свой дом на Доле, почти взрослого Кира в футболке с гербом мединститута, подросшего Алэка, играющего с котятами хозяев леса и двумя рыжими девчонками, похожими на Ирнчина, а рядом три коляски – одна розовенькая и две голубенькие поменьше. Не успеваю я открыть рот, как картинка сменяется Ирликом, расхаживающим по сцене на фоне надписи «Скептикон»; Ирлик что-то рассказывает, размахивая руками, и вдруг замолкает, заметив в зале кого-то важного и давно невиданного. И опять новая сцена – светло-стеклянный интерьер, то ли лаборатория, то ли больница, Умукх в белом халате производит манипуляции, судя по всему, над умственно отсталым ребенком, и глаза того вдруг загораются пониманием. Азамат с проседью в волосах, в компании ничуть не изменившегося Унгуца и моей бабушки торжественно открывают первый муданжский университет – похоже, на месте заброшенной башни в Ахмадхоте. Айша и Атех, ставшие настоящими красотками, сдают духовничьи экзамены в Доме Старейшин, важный и немного располневший Хос беззаботно выгуливает котят по улицам столицы, с рекламного щита походного детского лагеря улыбается Тирбиш, Алтонгирел с Эцаганом в окружении выводка будущих духовниц, я на саммите ЗС докладываю об успешном переводе муданжской медицины на бюджетную основу, мой бывший ректор вручает первые дипломы новоиспеченным муданжским врачам…
– Лиза, – веско произносит бабушка, когда кино кончается, – ты понимаешь, что становишься исторической личностью?
– Догадываюсь, – хмыкаю я.
– Так вот, историческим личностям положено писать мемуары, – наставительно сообщает бабушка. – Пожалуй, пора приступать.