Ученица Хозяина Топи, в Академии

Весенья не находила себе места. Словно стул со спинкой резной, на коем сидела она, не бархатом обит был, а раскаленными угольями посыпан.

— Прекрати елозить, — чуть склонив голову к своей подопечной, шепнул мужчина, сидевший с ней рядом. Шепнул едва слышно, единственно она и услыхала, да толку-то? Лишь сильнее под кожей от нервозности зазудело.

Теперь, когда башня Хозяина Топи разрушена, а конклав магов изведал о существовании нерадивой ученицы — Весеньи из деревни Большие Липки, покой бедняжке только снился.

Кабинет,

где все они собрались, был погружен в полумрак. Светляки невесомо парили где-то под потолком, едва очерчивая тенями стоявшие вдоль стен шкафы. Запах книжной пыли и дерева лаком покрытого в другой ситуации вызвал бы у Веши весьма теплые ассоциации, но не теперь.

— Я считаю, такой талант не должен прозябать в глуши. Не обессудь, Лесьяр, но у тебя практически нет преподавательского опыта... — покачал головой один из собравшихся — усатый мужчина с тяжелым взглядом под черными кустистыми бровями.

— Ты прав, Дубраш, — вздохнул Лесьяр. Веша на него тут же взгляд поворотила очей широко распахнутых.

Не могут же они теперича дар из нее вырвать? С силой расстаться для мага подобно потере души. Жить-то можно, да смысла не имеет... Разве ж виновата Весенья, что в деревне родилась, что одна лишь бабуля-шептуха ее воспитанием занималась? Что не сумела денег собрать на академию магическую и явилась к одному лишь известному в их краях магику — Топи Хозяину... Теперь уж, правда, судя по всему, бывшему Хозяину...

Вот он, рядом сидел теперича. Поседевший раньше срока, взлохмаченный, с синюшными кругами под глазами на бледном, но таком красивом лице. Удерживал ее пальчики в своей теплой ладони, тщась хоть как-то успокоить.

Ощутив на себе испуганный взгляд, магик и сам внутренне сжался от щемящего чувства. Девочка в нем подмоги ищет, доверяет ему, нельзя ее на расправу этим дедам оставить.

— Посему мы намерены предложить место в академии, — продолжил за коллегу убеленный сединами Добромир. На вид Веська дала бы ему целую тысячу лет, весь какой-то согбенный, высохший, с выцветшей землистой кожей. Однако взор его притом оставался оживленным и ясным, в уголках глаз засели смешливые морщинки. А памятуя, как искренне обрадовался Лесьяр, повстречав его еще там, у башни, когда делегация конклава вылезла из портала, старец почти вызывал доверие.

Впрочем, почти.

Заяви кто Весенье в былые времена, что ее берут в академию, она бы прыгала от радости до самого потолка, аки молодая козочка. Нынче же, когда она по своей глупости и наивности изловчилась в беду угодить, питать доверие к кому бы то ни было окромя самого Лесьяра, стало боязно.

— С полной стипендией, разумеется. За особые заслуги перед конклавом, — продолжил тем временем Добромир, с хитрецой посматривая на парочку. Лесьяр, его бывший ученик, выглядел сейчас хоть и уставшим, но держался настороже. От старика не укрылось, как магик все то время, что они здесь толковали, поддерживал на себе и своей ученице незримый магический щит.

— И контракт будет? — вопросил Лесьяр с сомнением.

— Конечно, господин Раце, все подготовим в лучшем-с виде, — отозвался уже другой представитель конклава, малорослый мужичонка с огромными очками на носу. Он немедля принялся рыться в каких-то папках на столе, перебирая бумаги.

Веська же встрепенулась, фамилию своего избранника она прежде и не слыхивала. Раце, значит... что-то до чрезвычайности знакомое. Припомнить бы только, где слышала. Впрочем, поразмыслить об этом можно позже. А вот разумение грядущего мало-помалу начало просачиваться в уставший девический разум... Она покосилась на Лесьяра, тот кинул взор в ответ, улыбнулся, кивнул. Знать, не брешут?

Точно во сне тягучем, Веша взглядом собравшихся обвела. Разве могла она когда-то себе представить, что ее, простую девчонку с незаурядным талантом к магии, возьмут в академию ведовства, да еще и на довольствие определят?

— Сейчас, конечно, уже заканчивается первый триместр, но, думаю, нагонишь однокашников при должном старании, — продолжил Добромир, уж к ней напрямую обратившись, — если, конечно, примешь предложение.

— Особого выбора у нее нет, — пробурчал Дубраш в свою очередь, смиряя девицу недовольным взглядом, — или академия, или сила будет изъята.

Веселость, что едва только проступила на лице девичьем, сменилась обреченным пониманием.

Выбор без выбора...

— Коллега, вы, как всегда, делите мир лишь на черное и белое, — рассмеялся Добромир и снова поворотился к Весенье, — мы не станем требовать вашего согласия сию секунду, понимая, что вам пришлось пережить. Думаю, все мы можем подождать до утра.

Дубраш, по всей видимости, не мог, но все же промолчал. Лишь смерил парочку угрюмым взглядом.

— А пока будьте гостями, продолжим за завтраком.

Они поднялись из-за стола, Веська заторопилась следом, стул пренеприятно скрипнул по полу.

— Любавонька, будь добра, проводи дорогих гостей, — зычно позвал Добромир. И не подумаешь, что этакий сухонький старикашка может столь громоподобно кликать.

Тотчас отомкнулись большие двустворчатые двери, и появилась на пороге девица-раскрасавица. Ладненькая, тоненькая, волосы под платочком ажурным убраны, сарафанчик расписной с рукавами-воланчиками, а спереди — фартучек белоснежный да накрахмаленный.

Веся себя понуро оглядела, платье, некогда прекраснейшее, из летящей тончайшей органзы с многослойным длинным подолом, теперича изодрано было немилосердно да перепачкано невесть чем. Вон землицы пятно, тут кровушка, поди разбери — своя али чужая. Лицо вот болит, щека тюкает, губа какая-то припухшая. Спрятала пальцы в длинных рукавах, да за Лесьяром посеменила на выход.

Магики конклавские, остались, стало быть, в кабинете заседательствовать.

Переходы устланы были мягкими коврами. Те шаги скрадывали, что, казалось, вовсе беззвучно они втроем здесь шествуют. Провожатая лишь разок на них через плечико глянула, взором глаз чуть раскосых смерила, хихикнула сама себе, да боле не оборачивалась. Лесьяр же Веськину руку не отпускал, за что девица ему признательна была сверх меры. Теплая его ладонь сейчас стала тем самым необходимым якорем, что не дозволял сорваться в хаос собственных мыслей.