Ученик философа
Шрифт:
— Ты про Джорджа?
— Да. Извини, я выразился.
— Ты думаешь, это невозможно?
— О, это возможно, половина женщин в этом городишке в него влюблена или воображает, что влюблена, даже Габриель. Но ты, ты выше их всех… я хочу сказать, ты другая, словно особа королевской крови… ты знаешь, я всегда тобой так восхищался, но у меня не было случая тебе об этом сказать, я надеюсь, что ты знала… мы с тобой даже никогда толком не разговаривали, жаль… теперь, когда ты уезжаешь, я чувствую…
Стелла хмурилась и щурилась, отчего новые морщинки на лбу углубились. Она расправила плечи и откинулась назад.
Брайан подумал: «Что это я разоткровенничался? Должно быть, я пьян и нарушаю верность Габриель, теперь Стелла будет
— Но я не уеду, — сказала Стелла.
— Почему же, если он уезжает?
— Поживем — увидим.
— Боже, ты что, хочешь ему отомстить? Ты не можешь его простить, в этом дело? Ты все еще ждешь… чтобы что-нибудь случилось?
Стелла написала что-то на листке бумаги и подтолкнула его к Брайану.
— Что это?
— Адрес миссис Седлей. Но может быть, ты его и так знаешь?
— Боже, тудая уж точно не пойду.
— Тогда лучше иди домой. Габриель будет беспокоиться.
Брайан шел домой и ругался. Он чувствовал, что пьян. «Она ведьма, — думал он. — Она вынудила меня наговорить глупостей, а потом выставила. Она еще хуже Джорджа. Я верю, что она способна на убийство. Чего же она ждет?»
Был поздний вечер субботы, и уже стемнело. Алекс только что вышла из гостиной и увидела Руби, стоящую на верхней лестничной площадке. В доме было тихо. Алекс испугалась.
— Что ты делаешь? Чего тут стоишь?
Руби промолчала. Она смотрела на Алекс и хмурилась, кусая губу. На лице была боль.
— Что-то случилось?
Руби мотнула головой.
— Ты все заперла?
Руби кивнула.
После ухода Джорджа Алекс прикончила бутылку виски и уснула. Потом она съела часть ужина, который Руби, как обычно, подала в столовой. Потом опять пошла наверх и снова уснула. Теперь она ощущала себя потерянной в пространстве и времени. У нее кружилась голова. В какой-то момент, когда — она не помнила, она сняла платье и переоделась в халат. Так значит, она будет жить в испанской деревне с Джорджем и Дианой? Суждено ли этому сбыться?
Руби все так же смотрела. Алекс подумала: «Может, она от меня чего-то хочет? Может, пригласить ее в гостиную и попытаться умаслить? А вдруг она хочет, чтобы я ее… поцеловала?» Мысли были настолько странные, что Алекс подумала: «Уж не сама ли Руби вложила их мне в голову?» Ничто не мешало Алекс взять служанку за руку и сказать: «Руби, милая, мы так давно вместе, с самого детства, а теперь мы состарились. Пойдем, ты посидишь со мной. Не бойся. Ты боишься? Я о тебе позабочусь, присмотрю за тобой». Потом Алекс подумала: «А знает ли она, что я уеду? Она ясновидящая или что-то в этом духе. Может, она знает?» Ничто не мешало Алекс произнести все эти утешительные слова и осторожно расспросить служанку. Но прошедшие годы, которые должны были бы помочь, на самом деле мешали. Алекс было так плохо, она была так испугана, растеряна, так устала.
— Не стой тут, — нетерпеливо сказала Алекс, — Иди спать. Тебе давно пора. Иди.
Руби не двинулась. Она стояла на лестничной площадке, как большая, выше человеческого роста, тяжелая деревянная статуя.
— Ты болтала про нас, — сказала Алекс, — Ты разболтала про наши дела в Купальнях. Нарочно. Признавайся!
Лицо Руби переменилось, на нем отразилось отчаяние.
— Я мальчишке сказала. Только мальчишке.
— Какому мальчишке?
Пресловутый мальчишка был Майк Сину, репортер-шалопай из «Газетт». Вот что случилось. Когда Джон Роберт впервые пришел в Слиппер-хаус, чтобы уведомить Хэтти о своем плане, Руби из любопытства и ревности пошла за ним по саду и в конце концов заняла пост поблизости к окну гостиной, чтобы подслушать часть разговора. Она поняла, что Розанов собирается выдать Хэтти за Тома. Руби запомнила эту интересную информацию, но, питая большее уважение к семейным делам, чем думала Алекс, никому не рассказала. Юный Сину не присутствовал
Она шагнула назад, подальше от площадки, и сказала:
— Лисы…
— Что с ними такое?
— Они гадкие, гадкие твари, злые духи. Приносят несчастье. Из-за них беды случаются.
— Не говори глупостей. Что за суеверная цыганская чушь. Не смей со мной так разговаривать. Иди спать.
— Они все подохли.
— Что?!
— Лисы — они подохли. Пришли люди и разобрались с ними… там, в саду… я им показала где.
Алекс закричала, от ярости брызгая слюной:
— Ты что? Ты им разрешила! Ты им показала?! Ты чертовка… втихую… позволила им убить лис… тебя бы за это убить… как ты могла… дала им убить моих лис… почему ты мне не сказала?
— Вы спали, вы были пьяны, пришел человек с газом, все лисы подохли.
— Ты мерзкая, злобная, отвратительная тварь, убирайся из этого дома, чтобы я тебя больше никогда не видела!
Алекс яростно бросилась к Руби, подняв руку, словно хотела ударить. Руби оттолкнула ее.
Алекс покатилась по ступенькам, головой вперед. Она скатилась вниз, вылетела на площадку, миновала ее и осталась лежать у подножия лестницы — скрюченная, недвижная.
Руби с рыданием ринулась за ней. Плача, она дергала хозяйку, пыталась поднять ей голову. Потом убрала руки и завыла, как пес. Алекс не шевелилась.
— Вы не можете говорить, что все кончено, когда все только начинается.
— Все кончено, конец, и так лучше.
— Но почему и что именно кончено? Не может быть, что все испорчено, это вы хотите все испортить! Я даже не понимаю.
— Тебе не обязательно понимать.
— Нет, конечно, я понимаю, но…
— Давай прекратим этот разговор.
— Вы же знаете, что это невозможно.
— Нам придется вскоре перестать. Мы обязаны перестать.
— Вы сами начали.
— Я знаю.
— Если бы вы не начали… вам ведь не обязательно было ничего говорить… не обязательно было говорить то, что вы сказали…
— Знаю, знаю, знаю…
— Вы могли бы сделать так, чтобы мы сблизились постепенно, это было бы так просто…