Ученик орла
Шрифт:
«Условная земля»
Вы говорите, настоящий лётчик никогда не бывает доволен собой. Это правильная мысль, очень правильная. Вот Артём Молчанов, например, увидал пилотаж Чкалова — заболел, получил, можно сказать, ранение в самое сердце.
Поразило его не вообще мастерство великого лётчика — Молчанов и сам был сильным пилотом. Не удивили его ни чистота, ни высокий темп, ни своеобразие чкаловской работы. Потрясла ничтожная высота, на которой Чкалов свободно и красиво управлял машиной.
Выходя из пикирования, Чкалов пригибал траву воздушной струёй; в считанных метрах над стартовой дорожкой он пролетал вверх колёсами, переворачивался, брал высоту и снова шёл навстречу земному шару.
Молчанов лишился покоя. Он был слишком опытен, чтобы пытаться повторить чкаловский рисунок, и слишком молод, чтобы не мечтать о нём.
Нет лётчика, который бы не боялся земли. Земля не прощает ошибок пилоту. На того, кто выполняет фигурный каскад в непосредственной близости от лётного поля, вполне распространяется действие известной солдатской пословицы: «Минёр ошибается только один раз в жизни». Лётчик тоже.
На высоте трёхсот — четырёхсот метров Артём пилотировал уверенно и эффектно, но спуститься ниже ему не позволял трезвый расчёт. Нужна была тренировка. Но каким образом убедиться в точности своей работы, как до метра проверить себя? Этого он не знал.
Летал Молчанов много, по-истребительски энергично и дерзко. Искал в каждом полёте ответ, искал, но не находил. А ответ был где-то рядом, протяни руку — бери…
Однажды, разогнав машину, Молчанов крутой горкой полез вверх. Метнулась на подъём стрелка вариометра, на мгновенье пропал горизонт, машину окутало мутно-белое месиво облаков. Но это случилось только на одно мгновенье: истребитель, продолжая набирать высоту, легко вырвался навстречу солнцу.
Артём оглянулся и ахнул. Вот она, «условная земля»! Ровное поле пушистых белых облаков лежало под ним.
Пропадающее с высотой ощущение скорости полёта снова с особенной силой захватило Молчанова. Косая тёмная тень истребителя стремительно перемещалась по облачной равнине.
Не раздумывая, начал Молчанов пилотаж и сразу же убедился, как правильно сделал, начав его именно здесь, над облачным мягким полем, а не над жёсткой планетой: на первой же фигуре машина зарылась в облака. Снова и снова пытался Молчанов повторить чкаловский пилотаж. Но напрасно. То, что удавалось Чкалову, для Молчанова каждый раз заканчивалось «катастрофой».
Молчанов — истребитель. На земле это спокойный, пожалуй даже флегматичный человек с некрасивым, усталым лицом. В воздухе — «зверь», лётчик злой, несгибаемый.
На аэродром он вернулся расстроенный, сказал друзьям:
— Сегодня я шесть раз был покойником. Условно, правда, но всё равно обидно. Главное, не могу понять, в чём дело, в чём секрет, где собака зарыта…
В ответ на такое необычайное сообщение товарищи не преминули окрестить Артёма «условным покойником». Меткое прозвище — как репей: не скоро отстанет…
Прошёл июль, август уже был на исходе. При каждой возможности «условный покойник» летал за облака. Тренировался Молчанов упрямо и настойчиво. Не сразу над облаками начинал он теперь пилотаж. Брал заведомо увеличенное превышение, потом постепенно сокращал его. Он сбрасывал метр за метром. Лётчик приучал себя к малым высотам.
Друзья не забывали его первой неудачи, они с сомнением относились к его заоблачным экскурсиям, при случае посмеивались над ним:
— Жив ещё, Артем?
— Смотри, «условный», не переплюнь Чкалова — обидится.
Молчанов продолжал летать. Чем дольше он тренировался, тем меньше слышалось вокруг насмешек. Упорство всегда покоряет. В дни, когда небо было особенно ясным, когда отсутствовала «условная земля», Артём заметно нервничал. Он ждал своего часа, к нему надо было готовиться. Наконец этот час пришёл.
Его машина пронеслась над лётным полем. Высота — метр. Уверенно, от самой земли, начал лётчик свой пилотаж.
— Не угодил бы наш «условный покойник» в безусловные! — сбалагурил Чумак, друг Артёма.
Но никто не рассмеялся.
Чёток и чист был молчановский пилотаж, крепка и уверенна истребительская хватка. Трава ложилась за крылом истребителя. Машина дразнила землю. «Врёшь, не возьмёшь!» — бросала она ей вызов.
Пространства на ошибку просто не оставалось. Впрочем, теперь оно и не нужно было Артёму: ошибка была исключена, над «условной землёй» выверен каждый метр.
За эту работу Молчанова не наградили, не объявили ему благодарности. Лётчику пришлось и навытяжку перед начальством постоять, и под арестом посидеть… Но всё это уже не портило настроения. Ключ от высоты лежал у него в кармане.
Самая любимая
Когда я увидел её впервые — это было уже много лет назад, — мне сразу же сделалось беспокойно и радостно.
Вся устремленная вперёд, она казалась живым воплощением скорости. На машине не было ничего лишнего — ни одной стойки, ни одной ленты-расчалки, ни одного острого угла. Это была подобранная, чудесного профиля машина. Она выполняла невероятные, на первый взгляд, эволюции: легко виражила, прекрасно брала высоту, стремительно вертела восходящие бочки, устойчиво пикировала и показывала для своего времени огромную предельную скорость.
Если можно говорить о характере машины — а я убеждён, что у каждого самолёта свой, неповторимый характер, — никакое другое определение не подошло бы к ней больше, чем натиск… Она была создана для наступления, для всесокрушающей атаки, для скоротечного, неотразимого встречного боя.
Но — это было очень серьезное «но» — она была строга и беспощадна, ошибок в технике пилотирования не прощала.
Об этой машине ходило немало мрачных легенд.
Пришел день, когда я впервые поднялся на ней в высокое ярко-синее небо и сказал себе: «Ну, начнём!» Я очень ждал этого дня и невольно волновался теперь, закладывая первый крен…