Ученик поневоле
Шрифт:
Незаметно я задремал. Не знаю на сколько, но сон таки успел увидеть. Правда, в нём я, играя в танки, почему-то злобно похихикивал, потирая ладони, и прямо сквозь экран монитора насылал на противников различные проклятья – то взрыва боекомплекта, то косоглазия наводчика, а то и постоянно ломающегося движка. Чат пестрел от непечатных выражений… Да что чат, я, казалось, слышал их разъярённые вопли!
Впрочем, когда я словно рывком вернулся в реальность, оказалось, что злобные голоса мне вовсе не показались. Надо мной
– Ты… ты…
Мне показалось, что я вижу, как от неё лёгким маревом распространяется жар. Растрёпанные волосы змеями Медузы Горгоны плавали в воздухе, и глядя на подозрительно скрюченные пальцы, я малость струхнул.
– Как посмел ты разлечься тут, на самом виду, да ещё и в таком виде!
– Да на каком виду-то?! – воскликнул я, медленно отползая, отталкиваясь пятками и локтями от кровли, от взбешённой девушки. – Это же крыша, оттуда не видно же ничего, – показал я вниз.
– Ага! – та и не думала успокаиваться. – Зато вон оттуда видно прекрасно!
Проследив за её пальцем, я увидел в отдалении группу магов рыл в двадцать, что, зависнув на десяток метров выше, живо что-то обсуждали. В мою сторону вроде бы не пялились, но пышущая гневом старший преподаватель академии ясно свидетельствовала, что незамеченным я не остался.
– И когда?! – она с хрустом сжала кулаки. – Когда в академии комиссия попечительского совета, которая проверяет, как мы подготовились к новому потоку студентов! Ведь в этом году в рамках нового мирного договора Империи к нам прибывают для поступления студенты от других разумных рас!
Успев подобраться почти к самому окну на чердак и пользуясь тем, что девушка слегка отвлеклась, я незамедлительно рыбкой нырнул в проём – жизнь моя мне дорога, и быть спаленным заклинанием одной нервной дамы мне не улыбалось совершенно.
Вот только манёвр вышел удачным лишь частично. В окно-то я нырнул, с этим проблем не возникло, но затем неизвестная сила с лёгким чпоком выдернула меня обратно, прямо под ноги Марне. Благо она уже выдохлась и взглядом выражала всего лишь ясно видимое неодобрение.
– Я ещё не закончила.
– Да слушаю я, слушаю, – буркнул я, с облегчением понимая, что убивать меня всё-таки не будут.
– В общем, я тебя прикрыла, – пробурчала девушка, успокаиваясь, – сказала, что ты у завхоза работаешь, крыши проверяешь. Благо в комиссии дураков нет к нему за разъяснениями обращаться. Но только попробуй мне ещё раз что-нибудь подобное учудить, – погрозила она мне маленьким, но крепким кулачком.
– Да всё уже, ухожу, сейчас только пыль до конца выдует…
Я поднялся и, стараясь не делать резких движений, поправил сбившуюся после всех передряг майку и чудом не слетевшие труселя.
– Стоп, – отлетевшая было от меня Марна медленно подлетела обратно, – какую ещё пыль?
– Какую-какую, обыкновенную. Я там уборку затеял. Совок, веник, все дела.
Посмотрев в мои честные глаза и, видимо, не найдя там ни капли притворства, она растерянно протянула:
– Совок… веник… пыль… Ерунда какая-то.
– Ерунда или не ерунда, – наставительно произнёс я, – а то, что у вас там лет десять никто не убирался – это факт.
– Так, – грозно нахмурившись, Марна решительно рубанула воздух перед собой. Я проследил за оставленным ладонью затухающим красно-оранжевым следом и подумал: «Однако, горячая штучка». – Иди на чердак, а я разберусь, где домовые и почему они ничего не подготовили. И Магнусом тебя заклинаю, не трогай там пока ничего!
Преподша сорвалась в крутое пике, улетая разбираться с неведомыми мне домовыми, а я, последовав совету, залез обратно и, обведя философским взглядом чуть менее пыльную, но всё ещё требующую генеральной и обязательно влажной уборки комнату, выбрал место почище, после чего, усевшись по-турецки, принялся ждать.
Чтобы не было так скучно, занялся мысленной каталогизацией имеющихся в наличии предметов мебели из числа тех, что можно было распознать под грудами хлама. Не знаю, использовался ли чердак как жилое помещение когда-либо раньше или в него просто сносили всяческое перестающее быть нужным «б/у», но практически всё необходимое для организации нормального быта тут имелось.
Во-первых, кровать. Широченное, прозываемое в народе «траходромом» ложе, скособоченное на одну сторону, подломив или потеряв пару ног, сиротливо стояло в углу, но я прикинул на глаз толщину матраса и решил, что просто отломлю оставшиеся и тупо буду спать на полу.
Во-вторых, стол. Судя по горе наваленных на него свёртков, размеров он был немаленьких и крепости необычайной, раз за столько времени не развалился, и это вселяло надежду на приличное рабочее место, где и талмуд энных размеров уместить можно, и конспекты разложить.
Стулья тоже присутствовали, и в немалых количествах, но все поломанные. Впрочем, излишней рукожопостью я не страдал – ну, по крайней мере, комом бывал только первый блин, – что вселяло определённую надежду на успешную сборку хотя бы парочки целых.
В-третьих, шкаф. Таковой присутствовал, и даже с обеими дверцами, что не давало так сразу понять, что же с ним конкретно приключилось и за какие такие прегрешения его упекли сюда.
Но тут мои планы по обустройству были бесцеремонно прерваны резко влетевшей через окно Марной, и я переключился на неё.
Старший преподаватель, подняв своим появлением лёгкое облачко пыли, устало опустилась на пол рядом со мной и, выдернув одним движением руки из кучи хлама парочку стульев, парой пассов слепила из них какого-то кадавра мебельной индустрии – пятиногого и шириной в полторы спинки, – после чего уселась и немигающим взглядом уставилась на меня.