Ученик ведьмы
Шрифт:
Когда однажды сообщили, что у зажиточного крестьянина захворал конь, Ивар попытался убедить Бирну отпустить его одного:
— До подворья Бьярги путь неблизкий. Я один сбегаю туда и вернусь куда быстрее, зачем же еще и тебя беспокоить? Я. же знаю, этой кляче надо только влить в глотку крапивного настоя, чтобы поднять ее на ноги.
— Ха! Ты хочешь сказать, что я уже совсем одряхлела?
— Слишком грубо сказано, Бирна, но ведь ты знаешь, что я и вправду хожу быстрее тебя.
— Чепуха! Захоти я — и перенеслась бы туда быстрее, чем ты успеешь снять локти со
— Конечно! Я уже взрослый и не боюсь темноты. Нет страшнее оскорбления, чем покровительство хилой старушки! — Он постарался принять удрученный вид, но сумел только нахмуриться. — По-моему, куда естественней, чтобы я защищал тебя!.. С тех пор как я попал сюда, я чувствовал, что ты бы и без меня неплохо управлялась. Даже лучше — никто бы не путался у тебя под ногами и не задавал дурацких вопросов!
Бирна улыбнулась так, как улыбалась крайне редко, и похлопала его по плечу:
— Ну-ну, сколько шума… У тебя, дружок, еще будет возможность взять свое. А теперь отправимся к Бьярги и его больной лошади.
Упомянутая лошадь была многолетним и почитаемым членом семейства Бьярги, и, хотя она дожила до двадцати лет и почти ослепла, все домочадцы ее обожали. Осматривать и лечить ее следовало со всем должным почтением, памятуя о ее положении в семье, и когда наконец со всеми церемониями было покончено — причем все семейство Бьярги болталось вокруг и задавало тысячи ненужных вопросов, — к тому времени давно уже стемнело. К огорчению Ивара, Бирна отказалась от ужина и вышла во двор, засветив небольшой фонарь, что покачивался на навершьи ее посоха. Длинный плащ скрывал ее с головы до пят — от ночной сырости, как говорила Бирна, — и превращал ее в черную тень, почти неразличимую во тьме. Шагала она на диво быстро и бесшумно, и глаза ее видели, а уши слышали куда лучше, чем Ивар при свете дня. В пути они времени зря не теряли — Бирна перечисляла Ивару королей, которые правили гномами за много лет до того, как первый викинг бросил алчный взгляд на гостеприимные берега Скарпсея.
Вдруг Бирна остановилась, предостерегающе схватив Ивара за руку, и так яростно прошипела: «Стой!» — что он замер, не успев запротестовать. Ивар напряг слух и до боли вытаращил глаза. Пальцы Бирны сильнее стиснули его руку, беззвучно подсказав глянуть налево. Ледяная струйка страха пробежала по спине Ивара, он ощутил ту же дрожь ужаса, которую испытал в ночь явления призраков Лоримера и Груса в каменном круге. Но разглядел он только, что их тропу пересекла черная тень, по краям обведенная слабым свечением.
Едва тень исчезла, Бирна подтолкнула Ивара и все так же неутомимо зашагала дальше по тропе.
— Черный гном, — проворчала она, — или я не отличу гнома от стога сена?!
— Здесь, в этом мире? — сдавленно шепнул Ивар.
— Шпионил для Лоримера, это уж точно. Если так дела пойдут и дальше, придется нам быть поосторожнее. Я ни на миг не смогу упускать тебя из виду. — И она потыкала Ивара посохом, словно хотела убедиться, что он настоящий, а не призрак.
— Но что же… я не понимаю…
— Заткнись.
Четыре дня минуло, прежде чем Ивар убедил Бирну ответить на его вопрос. Все это время он помогал старухе резать овец на зиму, коптить, сушить и засаливать мясо.
— Зима на носу, — промолвила она, усаживаясь и вынимая изо рта трубку. — Того и гляди, повалит первый снег, а я должна еще кое-что тебе показать. Уж тогда, надеюсь, твое любопытство насытится.
Ивар неуверенно глянул на нее:
— После того как ночью, на дороге из подворья Бьярги, я почуял эту ледяную волну Силы, аппетит e моего любопытства поуменьшился.
— Да ведь это всего лишь черный гномик торопился домой к ужину, — фыркнула Бирна. — Теперь у нас дела посерьезнее. — Она оглядела кладовую, в которой они солили мясо. Это была уютная тесная комнатка, битком набитая продовольствием и всяким добром на продажу, и в ней витал аромат копченого барашка, приготовленного ко дню зимнего солнцестояния. Ивару всегда нравилось в кладовой, но сейчас в его мыслях возник образ чародея, и он ощутил легкий — пока еще — озноб страха.
Бирна глядела в дверной проем, на зеленевший внизу склон холма.
— На Белом Холме есть укромные местечки, — проговорила она задумчиво, — но и опасных немало. Говорят, когда-то под этим холмом были кузни искусных мастеров-гномов. Бывало, первые, поселенцы-скиплинги оставляли на камне золотую монету и рядом коня, и утром конь был подкован новенькими подковами, а деньги исчезали. Вот как близко бывали когда-то два мира! Однако много, очень много времени минуло с тех пор, как последний скиплинг прошел из этого мира — в тот.
— Ты хочешь сказать, что мне придется идти туда? — Ивар с трудом сглотнул слюну — рот у него внезапно пересох. К его обычному волнению примешивалась сейчас изрядная доля страха.
Бирна утвердительно кивнула:
— Прошлой ночью, покуда ты спал, у меня был посланец с той стороны.
— И ты меня не разбудила?! Ты же знаешь, что мне до смерти хочется увидеть живого альва! — Задетый до глубины души, он мерял шагами комнатушку. — А как же моя учеба? И ведь я был всего-то на чердаке; что тебе стоило…
Бирна вскинула руку, призывая к молчанию:
— Если хочешь знать, мы с ним только и говорили что о тебе. Я сочла, что лучше тебе ничего этого не слышать, пока не будет предпринят следующий шаг. Я сделала свое дело — подготовила тебя. Пора уходить, Ивар, и уже не важно, готов ты к этому или нет.
— Уходить? Куда? Разве я не могу остаться здесь? Ты хочешь, чтобы я вернулся в Безрыбье?
Бирна покачала головой и взглядом указала на потолок:
— Вернемся в кухню, и там я все объясню.
Она приготовила чай, накрыла на стол, и это обыденное занятие как будто помогло ей собраться с мыслями. Отрезав ломоть хлеба, она щедро намазала его маслом и глядела, как Ивар уписывает бутерброд за обе щеки. Удивляясь ее молчанию, юноша и сам не проронил ни слова, покуда не съел хлеб и не осушил кубок эля из бочонка, который Бирна хранила для самых особых случаев.