Ученики Берендея
Шрифт:
Цивилизаций перекрёстком центральная служила площадь. Здесь окопались храмы нескольких религий, и явную враждебность жителей я отнёс на счёт религиозных трений.
Евгений-свет Васильевич затаил усмешку:
– У Очевидности свидетелей то не хватает, то с избытком, потому и выводам чужим, право, доверять излишне.
– Это было сказано тоном уверенного человека, кто повидал на своём веку. Как в воду заглянул: вышедшие из храмов люди обнимались, по делам спешили. А вот и первое открытие похода: от нас они заостренными, как у осликов, ушами отличались. Ещё была в них странность некая, которую никак не мог поймать я и облечь в слова. Но пуще прочего я силился понять враждебности причину. И только на окраине посёлка бедняк какой-то огорошил: «Опять явились?» Чуть позже нам вослед и камень просвистел, – оглянуться я с трудом преодолел желание. Как прикажете понять учителя слова: «Здесь в спину не палят»? Пороха ещё не знали, - не это ли хотел сказать мой старший побратим?
Он для раздумий себе отмерил время; подле ручья устраивали мы привал.
– Спецслужбы не при чём. Тут явно перепутаны события, телега обогнала лошадь, хотя… - «Мудрейший» отхлебнул из кружки, всматриваясь вдаль, где синела дымка испарений и рассмотреть что-либо я не брался.
– В истории довольно случаев, когда казнят безвинных. Скажем, те же насекомые и птицы из града в град перенесли чумы штамм: к эпидемий ужасам горожане приговорены неотвратимо, но перед смертью надобно виновников сыскать. Не правда ль, беженцы из охваченного мором града подходят, как нельзя лучше?
– Разумеется, как никто другой.
– Пока не знаем, кто противостоит нам, в гаданиях нет смыла. Полную картину обычный смертный никогда не видит, - его оговорят, подставят, и, тайным умыслом умывшись, он чужую волю исполняет как свою. Скажем, в каком-то из походов, мы лукавую ловушку прозевали: под угрозой жизни, поступились принципом… Пьяньчужка помер, казалось, ему нет разницы особой, и мы свалили личный промах на него. СТРАХ ПЕРЕД НАКАЗАНИЕМ ЗАСТАВЛЯЕТ ИЗВОРАЧИВАТЬСЯ НЕ ТОЛЬКО СЛАБЫХ. Теперь посыл наш возвратился… А погоди-ка, со мною был тогда не ты.
Спустился я к воде и размышлял, пока посуду мыл.
Чтоб стать учителя достойным, ученикам прописывают капли молчаливого терпенья. Трудом науку заработать, слугой и третьей побывать рукой, пока пройдёт настройка и в эфир, дуэтом, единую тональность не отправят… Открытие ошеломит случайного зеваку. До сей поры могло казаться, ровня мы, друг другу не обязаны ничем: и разбежались, если что, и поминай, как звали… Однако, допустимо ль быть слепцом настолько, чтобы не заметить: повязаны единой нитью все мы, выпущенные в Жизнь, и платим древние долги. Что знаем о воплощеньях прошлых на Земле? В мужских ролях и в женских, бывали прежде хороши, как пить дать наломали дров. Раз за разом, вновь выходим в воплощение, чтоб задолженности погасить. Задача - новых не наделать, оковы прежних отношений разомкнуть успеть бы. А они случались разные: подчиненный и начальник, богатый и бедняк, талант и просто исполнитель.
Вот так, по крохам, науки постигаем. Разве не мастер, мой Евгений-свет Васильевич? Как подаются ненавязчиво и живо у него уроки. Создателя поблагодарить осталось за учителя, кто сам учеником у своего, тот у своего. Подобного конвейера целесообразность я готов приветствовать, готов и лепту в продолженье мудрое посильную внести.
Вот так всегда: едва не стартовал и тем едва не увеличил космонавтам счёт… И, зазевавшись, ногу раскроил. На тропке именно меня стекла осколок караулил - выпуклый, со старческим лицом, исполненным ядовито-жёлтой сути.
– За годы юные бутылок наколол, небось?
– Не то, чтоб много. Всякого бывало.
– Замечательно, - только и сказал учитель.
Что замечательного в том, что я поранился? Учитель реплике несказанной свободу даровал:
– Потому замечательно, что не безнадёжен ты. Удостоиться отработки долгов при жизни честь особая, но пуще того - ответственность. Свидетельство того, что в тебя верят. Надеются, что испытания пройдёшь, на полдороге не освободишь от ноши рамена, как есть примеры. Иному богатырю в два счёта отобьют охоту. ИСПУГАТЬ-ТО МОЖНО ВСЯКОГО, ДА НЕ ВСЯКОГО ОСТАНОВИТЬ.
Помнится, не сразу я одну особенность за Евгением Васильевичем заметил. Не любит сразу отвечать, - я полагал, умышленно, для придания веса слову. Наверное отныне знаю: молитвой пламенной нам чистит путь.
– Извини, я проглядел стекло. А мог заметить, не сосредоточься на другом. В том и заключается наука путь держащего; меня, как видишь, подловили. Извини.
Кого не тронет искренность, с какою сказано то было? Кабы Евгений свет-Васильевич был женщиной, я непременно бы влюбился, я сделал бы за откровения такие для него, наверно, всё, что в моих силах. Пусть хвастуны воротят горы, по мне - пусть постоят… Вот и про бывшего его ученика известно стало: трудов бежал, лениво испугался. С подобными встречаться доводилось. «Чем меньше знаешь, тем спокойней жизнь», - огрызаются они. Но даже обезьяны расширить кругозор стремятся. И мир растений изучен нами не настолько, чтоб утверждать, что сводится их жизнь лишь к поеданию друг друга. Кого не изумляют корни заблуждений вековых? Корчуя, впору поклониться им и почитать за лета разве. ЧТО СТРАУСУ ПО СТАТУСУ, – ПОЗОР ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА.
Конский топот нас застал врасплох.
– Давай-ка освободим дорогу.
– Вы же сами говорите, руки и совесть у нас чисты.
Учитель рассудил иначе:
– Спорить с невидимым противником не стоит. Мы угодили в сотканные искусно сети. Дурную славу на копытах конских отправить можно далеко вперёд. Представь: законопослушные собрались граждане, отряды поднимали для поимки двух разбойников. Или обманщиков, - за кого оговорившая сторона нас выдала, пока не знаем. Я сбросить плащ могу и шляпу, навстречу выйти да узнать, за кем погоня. Само собой, нарваться можно на ретивых слуг закона, числом превосходящим опьянённых, кто сам легко тот же закон преступит.
В траве ко времени укрылись, и удачно, ибо высматривали по сторонам и, как у окулиста на приёме, всадники выверяли зоркость. Унынию учитель не предался, ногу мою потребовал к осмотру.
– Ещё подсказка, - молвил он, пахучий лист ползучего растения прилагая к ране.
– Поверишь, до сих пор не мог найти его. Как вовремя покинули дорогу. А это, глянь-ка, что?
Алой парчи в траве валялась варежка меховая, на ощупь - просто ледяная, и вышиты по ней жгучие снежинки, глубокой синевы. Учитель к уху моему поднёс, почудились мне завывания метели. «Придётся сделать крюк, вернуть потерю».
И вновь вниманье на дорогу. Серьёзный оборот принимало дело. Столб пыли не успел улечься, существованье наше отравляя, второй отряд суровым видом горизонт испортил.
– Выше нос! То знак: получаться что-то стало и у нас.
Решил учитель всадникам дорогу бросить. На открытых участках передвигались мы с предельной скоростью и порознь. Как он выдерживал нагрузки - я поражаюсь; в его-то годы.
– Нам до холмов добраться, там в большей безопасности пребудем. А дальше по ночам идти придётся. Если не сойдёшь с маршрута прежде, - Евгений-свет Васильевич усмехнулся.
– Предлагаю свежую задачу: впереди, при оружии, около сорока конных следопытов. Показать им спину, отлежаться либо на авось пойти, - что выбираешь?