Учить нельзя лечить
Шрифт:
«Школа – «черная дыра»
С огромной гравитацией.
Затягивает, как в жернова
И отсекает мутации»
Тот поросший густым ивняком берег речки очень хорошо отпечатался в моей памяти. За последними домами посёлка к нему вела узкая тропинка, терявшаяся в полынных зарослях. Я шел за следователем прокуратуры. Меня, школьного педагога-психолога, привлекли для проведения судебно-психологического исследования по делу об убийстве ученицы. Олеся училась в девятом классе. В середине сентября в шесть часов вечера родители отпустили её на прогулку с собачкой. День солнечный и тихий. До вечера никто не тревожился. Но когда в двадцать часов собачка вернулась домой одна, Олесю стали искать. Девочка не вернулась ни ночью, ни утром. Поиски всем миром завершились страшной находкой: раздетое тело лежало недалеко от дома в речке. Следов никаких – ни физических,
В то время почти всех школьных психологов «сократили» за ненадобностью. Я в районе остался один. Последней моей коллегой была худенькая, скромная психологиня – жена военнослужащего из сельской школы. Закат едва начавшейся профессиональной карьеры был неожиданным для неё самой. Выпускница психологического факультета престижного ВУЗа со всей ответственностью подошла к решению банальной проблемы девочки-старшеклассницы. Её лапал учитель ОБЖ, показывая, как правильно держать тело и мелкокалиберную винтовку при стрельбе из положения лёжа. Другие девчонки тоже получали уроки пластики, но переносили это молча. А эта не удержалась. Пожаловалась психологу. Та – директору. А последняя была категорически против того, что учитель ОБЖ мог прикоснуться к кому-либо, кроме своей жены. А поскольку она и была его женой, то пришлось распрощаться с психологиней, которая стала негативным эмоциональным «якорем» для оскорбленного руководителя. Учитель ОБЖ продолжил получать грамоты за многолетний и плодотворный труд.
Тогда я даже не подозревал, что мне уготована не менее интересная профессиональная судьба. Я шел за следователем к месту обнаружения трупа, впитывая как губка все особенности окружавшей нас местности. Тропинка шла вдоль бетонного забора. Потом она резко сворачивала к речке, проходя через земляные валики заброшенного огорода. Материалы судебно-медицинской экспертизы я уже изучил. На спине погибшей – следы волочения. Они могли быть оставлены жёсткой полынной стерней. Её здесь хватает. Тащили за ноги. В волосах репейник и сухие листья. В ротовой полости и глотке, вплоть до трахеи находилась земля. Не речной ил, вода или водоросли, а именно земля. Значит, убита она была где-то здесь, на берегу. Возможно, на этом заброшенном огороде. Смерть наступила от удушья. Кровоподтёки на коже рук и на голове в области виска. Сломаны третье, четвёртое и пятое ребра справа. Получается, что между Олесей и насильником произошла борьба. Он ударил её, повалил на землю. Основной удар пришелся в правый висок. Значит, насильник был левшой. Попытался раздеть. Вероятно, она стала сопротивляться. Убийца прижал её грудную клетку левым коленом к земле. Давление было таким сильным, что сломались ребра с правой стороны. То есть, ведущая нога тоже левая. Затем можно предполагать, что он одной рукой открывал погибшей нижнюю челюсть, а второй заталкивал землю в рот. Девочка задыхалась. Но он продолжал утрамбовывать землю, обтурируя глотку и даже трахею. Зачем? Возможно, она пыталась кричать. Тут же рядом её дом. Могли услышать и прийти на помощь. А когда наступило удушье, тело за ноги было перетащено и брошено в воду. Вес тела – семьдесят килограммов. Волочить его сможет только физически крепкий человек. Следы волочения были не только на голове, верхней части спины, но и в нижней её части, а также в области ягодиц. Значит, угол расположения тела относительно земли был невысоким. То есть, насильник был крепким парнем небольшого роста. А ещё человек этот должен быть очень аккуратным, поскольку не оставил своих следов… Так постепенно я формировал своё представление о преступнике. Вернее, о его психологических особенностях.
Дело в том, что следствие, проверив несколько версий произошедшего, отвергло каждую из них. Вроде был какой-то бомж. Проверили. Ошибка. Проезжала какая-то машина. Отработали. Ничего. Больше посторонних людей в этом тупиковом углу поселка в тот день не было. Все друг друга знают. Даже псы не лаяли. Не лаяла и собачка, с которой гуляла Олеся. Она тихо вернулась домой. Одна. Рыбачить и купаться в этом месте нельзя – чуть выше в речку стекает поселковая канализация. Поэтому пришлых рыбаков и купальщиков не может быть в принципе. Зацепок нет. Нужна была соломинка, за которую можно было бы ухватиться и вытащить иную версию произошедшего и хоть как-то выйти на негодяя.
Вот и привлекли к делу педагога-психолога. Задачу поставили трудную: создать психологический портрет убийцы. Я уже занимался судебно-психологической экспертизой несовершеннолетних. Даже прошёл по собственной инициативе учёбы по этому направлению в Юридическом институте Генеральной прокуратуры РФ в г. Санкт- Петербурге и в Государственном научном центре социальной и судебной психиатрии им. В.П. Сербского в г. Москве. Но каждый случай уникален. Каждый раз необходимо находить свои зацепки и учитывать конкретные особенности.
Следствие следствием, но и работу в школе никто не отменял. Вышел новый закон «Об образовании». Обучение стало услугой. Коллектив возглавила новая директриса – Елена Сергеевна. Молодая учительница биологии после длительных уговоров главы района взяла на себя эту тяжелую ношу. И тогда в школе, построенной ещё в шестидесятые годы прошлого века, всё стало меняться. Сначала обновился интерьер, потом появилась пристройка-столовая. Был заложен фундамент для учительского дома. Поставлена стела в честь выпускников школы, погибших на фронтах Великой Отечественной войны. Высажены кедры. Елена Сергеевна не скрывала своих планов: сначала я создаю условия для учителей и учащихся, а потом начну требовать от них качественной работы и учёбы. Наивная женщина. Инертнее учительских коллективов в этом мире ничего не бывает. Она готовила педагогов к введению ЕГЭ. Полным ходом шла учёба коллектива. Закупались электронные тренажёры для детей. Школа становилась ведущим образовательным учреждением в районе. С каждым годом увеличивалось число выпускников – медалистов. К Елене Сергеевне постоянно обращались сельские директора за консультациями, поскольку она была человеком, уверенно держащим руку на пульсе обновления образования.
В тот год весной заменили старую крышу начальной школы на новую. Через неделю после ремонта – задуло. Обычный приморский ураган. И крышу понесло. Пятиметровые темно-вишневые железные листы с кусками стропил разлетались по соседним домовладениям на радость удивленным хозяевам. Директриса бегала, собирала покорёженный металл. Рассмотрев остатки разрушенной кровли, поняла почему «поехала крыша». Стропила оказались не из обрезной пятерки, а полусгнившего тонкого горбыля. Железо не прикручено саморезами, а приколочено толстенными гвоздями на 20, которые попросту кололи деревянные перекладины. Взяв кусок прогнившего горбыля, директриса пошла прямо в кабинет к главе района. Там заседала комиссия по чрезвычайным ситуациям. За большим столом – грустные лица. Початая бутылка коньяка не скрашивала их тоскливого настроения.
– Я не знаю, кто из вас вор, но крышу надо переделать! – в сердцах бросила Елена Сергеевна. Вор – это было чересчур. До этого райкомхоз уже покрасил в районе несколько автобусных остановок, затирая надписи: «Мэр – вор!». Утверждение было небезосновательным. Деньги от некоторых бизнесов шли в районную администрацию и никак не оприходовались. Прокуратура выносила по этому поводу постановления: сначала деньги учтите и положите на счёт, а потом уже используйте с подробным отчётом. Но глава района особенно не торопился отказываться от попадавших в администрацию коробок с неучтенной наличкой. На них, в том числе, делался и ремонт школ и клубов.
Одно слово – и меняются судьбы. Особенно разрушительный потенциал несут в себе короткие слова. Например, из трех букв. Мэр. Вор. Елена Сергеевна, воспитанная на социалистических идеалах честности, ответственности, справедливости и предположить не могла, что в новый век всё это превратилось в чепуху…
Крышу переделали быстро. Майская выпускная линейка прошла чинно и достойно! Вот и летний отпуск. Внезапно в районной газете выходит статья про школу. О, Боже! Оказывается, что директор школы – дьявол во плоти! Она угнетает педагогов, создает в коллективе невыносимую атмосферу, деспотична и высокомерна. Учителя стали больше болеть. Против её методов управления выступает и профком школы. Его председатель Татьяна Никаноровна Жаднова – дебелая и манерная русоведша, предоставила редакции жалобу от педколлектива. Она и стала основой литературного опуса молодой корреспондентки под названием «Не можем не говорить!». После почтения разгромного текста у любого читателя мог быть только один вывод – надо срочно уволить директора, иначе уволятся все учителя и новый учебный год попросту не начнётся! А кто же сможет заменить Елену Сергеевну?
– Я! – предложила Татьяна Никаноровна мэру.
Но чтобы уволить директора одной газетной статейки маловато. А давайте-ка, пригласим представителей управления образования! Пригласили. Те всё сделали как их попросили и «факты, изложенные в жалобе учителей», подтвердились.
Елена Сергеевна была выбита из колеи. Выйдя из отпуска, попыталась устоять, не упасть от потока вылившейся на неё грязи. Пошла в суд с иском о защите чести и деловой репутации. Начался затяжной процесс. Её бывшие подруги, почуяв откуда и чем дует, приходили в суд и обливали её своими «хайли лайкли» с каким-то особым садистическим наслаждением! Особенно отжигала Жаднова.