Учитель афганского
Шрифт:
Дэвид ринулся прочь от самолета, стремясь затеряться в подступающих вплотную тростниках.
— Всем уходить из «Боинга»! — закричал офицер.
Из салона успел выскочить только снайпер, и тотчас корпус самолета пробили первые ракеты, одна из которых напрочь оторвала крыло. Грянули разрывы, и самолет загорелся.
— Баки сейчас рванут! — закричал Фарклоу. — Там Бен остался!
Вертолет, сделав боевой разворот, пошел в новую атаку. Теперь он задействовал стрелково-пушечный комплекс М6 °C.
Цепь
И в этот самый неблагоприятный момент внутри «Боинга» взвыл автомобильный мотор, и из салона стремглав выскочил грузовик. Едва коснувшись грунта, он устремился вглубь долины, прыгая на всех кочках и закладывая немыслимые виражи.
«Ирокез» устремился за ним, превратившись в источник сплошного смертоносного огня.
Вся картина скрылась из вида в тот момент, когда самолет взорвался. Он взрывался не единожды. У Карадайна даже сложилось впечатление, что каждый бак взрывается по нескольку раз.
Наконец «Боинг» угомонился, превратившись в кучу искореженных пышущих жаром запчастей. Изрядно помятому «Хамви» снова досталось. Его опрокинуло и засыпало землей по самый верх.
— Там же Канн! — истошно подумал Карадайн.
Он влез в кабину через верхний люк, который теперь стал боковым. Изнутри донесся стон. Канн был жив. От серьезных увечий его спас надетый шлем.
Гюлли, который тоже оставался в машине под присмотром водителя, повезло меньше: сорванной с машины тарелкой спутниковой связи толстяка развалило пополам.
С помощью подошедшего Фарклоу они вытащили обоих, затем вернули «Хамви» на колеса.
— Вроде цел, но точнее выяснится, когда поедем, — сказал Канн и захохотал, он был контужен.
Мотор завелся со второго раза, и они выехали на берег, возвышающийся над старым руслом. Им предстала пустынная долина. Не было ни вертолета, ни грузовика. Лишь в тростниках пролегала колея, оставленная тяжелыми колесами машины.
— Бен кинул нас! — вырвалось у Фарклоу. — Три тонны долларов!
— Ничего еще не кончено, сынок, — возразил Карадайн. — Ничего не кончено.
В квартире начальника Главка генерал-лейтенанта Олега Степановича Адамова неурочный телефонный звонок раздался в 7 вечера. Звонил начальник УВД полковник Карпин.
— У нас ЧП. Есть жертвы. Подполковник Зажарский убит.
— Как убит?!
— Капитан Матвеев застрелен. Среди погибших миротворцы.
— Стоп. Это не по телефону. Сейчас буду лично.
— Машина за вами уже выслана.
Едва Адамов услышал про жертвы среди миротворцев, как у него от ужаса свело живот.
— Что там? — спросила Катерина.
Его молодая жена. Она на 30 лет моложе, ему 55, и он вынужден подсесть на виагру.
— Ерунда, киса. Текучка.
Пока не позвонил приехавший водитель, генерал успел 3 раза сходить в туалет. На нервной почве его прошиб понос.
Адамов надел мундир с множеством наградных планок. Надо же, в задержаниях не участвовал, в горячие точки никогда не ездил (чур меня), а, сколько всего наросло. Целый иконостас.
— Что там у вас? — строго спросил он у водителя, спустившись, но тот ничего не знал.
Несмотря на внеурочное время, здание УВД светилось множеством окон, в которых были видны снующие фигуры. Перед подъездом застыл RG-174. Какой-то он был нестандартный. Потом стало ясно, что с него сняли все четыре колеса. Адамова самую малость затрясло, хоть он и был в зимней шинели.
За машиной, на ярко освещенном крыльце, возвышались некие сооружения. Адамов принял их за вынесенные с непонятной целью столы, а когда разглядел, что это на самом деле, позывы в туалет приобрели нестерпимый характер.
На четыре табурета, покрытых рассохшейся белой краской, были положены снятые двери, на которых в свою очередь покоились тела. Справа лежал подполковник Зажарский с неузнаваемым черным лицом. На нем был парадный мундир с орденами и медалями. Слева капитан Матвеев. Изуродованную щеку прикрывал белоснежный платок.
Адамов застыл на месте, но тут открылась дверь и, спустившийся навстречу Карпин, помог подняться. Генерал шел словно старик, едва переставляя задеревеневшие ноги.
— Как же так? Что тут у вас? — бормотал он.
Коридор, в котором он оказался, выглядел, как будто в нем начали делать ремонт. Исполосовали штукатурку, вскрыли и вывернули линолеум, а потом все это забросили. Сильно воняло гарью и кровью. В будке вахты зияли пулевые отверстия, под ногами зазвенели гильзы, захрустело битое стекло.
— Что у вас тут? Война? — обрел голос генерал.
— Пятеро раненных.
— Где миротворцы? — с надеждой спросил Адамов.
— Я их вам покажу.
Полковник подвел его к «нулевке». Там где хранились ведра и половые щетки, на полу, навзничь откинув головы, лежали трое в песочной форме, и даже беглого взгляда генералу хватило, чтобы понять, что они покойники, и катастрофа грянула.
— Вы пойдете под суд, полковник! — взвизгнул Адамов. — Я с вас погоны сниму!
— Они первыми открыли огонь. У нас есть свидетель.
— Какой к чертям свидетель?
— Пройдемте, — сухо произнес Карпин. — Это недалеко.
У соседней комнаты стоял часовой с автоматом. По приказу полковника он отомкнул навесной замок. Сидевший внутри человек в изорванной одежде, с обмотанными кровавыми тряпками ногой и рукой, в ужасе попытался отползти к дальней стене. Комната успела пропитаться смрадом.