Учитель и Ученик: суперагенты Альфред Редль и Адольф Гитлер

Брюханов Владимир Андреевич

Решение принималось на основании утверждений Ронге о шпионаже и гомосексуализме Редля; о последнем он мог узнать (и действительно, как мы покажем, узнал) от арестованного сообщника Редля — Берана, названного нами по имени.

Кроме протоколов допроса Берана, которые, возможно, были предъявлены майором, все остальное оставалось на голословном уровне. За кадром остаются пока собственные мотивы Конрада и Урбанского, проглотивших обвинения, выдвинутые майором Ронге.

Немедленно должен был состояться визит офицеров к Редлю, как только были решены минимально обязательные формальные

проблемы: нашли и прихватили Ворличека вместо отсутствовавшего Кунца.

Редль, как мы полагаем, просто не мог успеть встретиться в тот же вечер с Поллаком — да и не имел особых поводов для такой встречи. Телефонный разговор, в котором Гайер официально пригласил Редля к себе в кабинет на следующее утро, исключает возможность того, что это было утро воскресенья, а следовательно, застолье Редля с Поллаком происходило не в субботу.

Визит четверки офицеров (Хёфер, Урбанский, Ронге, Ворличек) в «Кломзер» поздним вечером в субботу 24 мая привел к тому, что Редль пообещал застрелиться, но стреляться не стал.

Вероятно, четверка офицеров, тщетно всю ночь прождавшая обещанного самоубийства, присылала гонца в номер к Редлю — и тот получил от полковника четкое предупреждение о пуле в лоб!

Будущий скандал, таким образом, оказывался неизбежным, хотя мы пока еще даже не представляем себе всего, что мог обрушить Редль на головы своих обвинителей!

Все противозаконные действия преследователей Редля, пошедших на поводу у Максимилиана Ронге, грозили обрушиться на них самих, если не удастся срочно обзавестись необходимыми обоснованиями совершенных правонарушений.

За кадром, продолжаем повторять, оказываются еще и какие-то важные обстоятельства, известные Конраду и Урбанскому, но не известные остальным. Для того, чтобы такой скандал разразился, было достаточно, чтобы Редль предстал перед начальством, готовым его благосклонно выслушать.

Поэтому принимается решение, немедленно санкционированное Конрадом, об обыске в пражской квартире Редля.

Ронге остается караулить Редля, а остальные трое из «четверки» выезжают в Прагу — без ключей, имеющихся у Редля и у неизвестно где отсутствующего Сладека.

Конрад, обладавший правом использовать в критической ситуации спецпоезд, обеспечил успех этой операции.

О результатах успешного обыска в Праге Урбанский, разумеется, немедленно сообщает в Вену: доказательства гомосексуализма налицо. Но, если воспринимать за чистую монету все, что сообщалось об этом обыске, то никаких доказательств шпионажа не обнаружилось — об этом сам Урбанский недвусмысленно напишет в 1931 году, хотя и не сформулирует свой вывод абсолютно четко. [392]

392

Urbanski von Ostrymiecz A. Der Fall Redl. S. 97–98.

Наличие в квартире Редля фотолаборатории, разумеется, являлось подозрительным фактом, совершенно не соответствующим формальным обязанностям этого офицера.

Здесь необходимо более внимательно рассмотреть то, что

написал Урбанский об этой фотодеятельности Редля.

А написал он следующее: налицо было низкое качество фоторабот, производимых Редлем, а объектом этих съемок были служебные книги (Урбанский не уточняет их содержания), которые Редль брал в своем служебном помещении, находившимся, как упоминалось, за соседней дверью. Заметно низким качеством отличались многие фотопленки, обнаруженные Урбанским в квартире Редля. [393]

393

Ebenda. S. 97.

Забегая вперед, укажем, что ничто из результатов таких фотосъемок пражских документов не оказалось затем в распоряжении русских — вопреки утверждениям на эту тему Максимилиана Ронге (в его рассказе о разговоре с Редлем один на один в номере отеля «Кломзер»). Следовательно, если верить Урбанскому, то все эти фотоупражнения Редля производились скорее ради тренировки: похоже, что он набивал себе руку, готовясь к проведению какой-то серьезной фотосъемки.

Заметим, однако, что если ради тренировки использовались служебные документы, то и основной объект съемок Редля должен относиться по своим физическим параметрам и свойствам тоже к чему-то подобному этим служебным документам.

И Урбанский, и встретившие его в Вене Конрад и Ронге не сообщили вообще ничего о том, что же все-таки переснимал Редль в своей квартире — и это очень красноречивое умолчание!

Теперь, однако, мотивы для самоубийства Редля становились почти очевидными; основания же для его ареста — по-прежнему чрезвычайно слабыми.

Поведение же Редля стало приобретать откровенно угрожаюший характер — особенно на фоне выданного им обещания самоубийства. После такого обещания развязка, так или иначе, и должна была последовать незамедлительно!

В воскресенье Редль встречается с Поллаком, выражает четкое желание вернуться в Прагу и предстать перед генералом Гизлем, а начальник венской полиции Гайер, достаточно уже заинтригованный происходящим, приглашает Редля к себе на утро понедельника.

А вдруг при этом Редль рискнет откровенно высказаться перед Гайером, хотя мы с вами по-прежнему не понимаем, о чем же конкретном, собственно говоря?

Но вот к этому-то моменту и относится фраза, недвусмысленно сформулированная Ронге: «Необходимо было действовать немедленно» [394] — повторяем ее в четвертый раз!

И к организации «самоубийства» Редля приступили сразу, не дожидаясь возвращения Урбанского из Праги с добытыми уликами.

Принял ли решение об этом самолично Ронге, положившись на то, что никакое расследование никогда не доберется до разоблачения таковой его роли, или это стало совместной акцией Ронге с Конрадом — это нам пока еще непонятно.

394

Ронге М. Указ. сочин. С. 73.