Учитель на замену
Шрифт:
И его сразу же позвали. Анна услышала знакомый низкий хриплый голос и положила трубку.
И прорыдала сутки.
Он опять ее использовал. Как тогда. Просто поимел и выкинул. Как проститутку. Даже хуже. С проститутками обычно честны. А ей и этого не перепало. Конечно, он ничего не обещал. Ничего не предлагал. Она, может, и ждала, но сама бы настаивать не стала, слишком гордая. Но сказать-то мог! Просто сказать, что они больше не увидятся, чтоб не ждала, не мучилась, не переживала! А он поступил так, как ему удобно. Кто она ему, чтоб утруждать
Хотя слова-то он ей говорил… Ласковые, пошлые, даже грязные, такие будоражащие, заводящие, заставляющие верить, что она одна такая, что никого лучше не было… Зачем это все? Зачем?
И зачем он теперь здесь? Задает вопросы, на которые не имеет права,предъявляет претензии, совершенно неуместные, говорит вещи, в которые нельзя верить!
Зачем он так близко? Зачем так смотрит? Зачем она практически теряет сознание от его близости? Опять?
Анна судорожно вдохнула, не сумев сдержать еле слышный стон, хотела высказать ему все, оттолкнуть так невыносимо близко оказавшееся его тело. Не успела.
Майк вжался в ее губы бескомпромиссным, завораживающим, диким поцелуем, не давая возможности вздохнуть, возразить. Руки его переместились на ее плечи, стиснули рукава тонкой блузки, скользнули ниже, торопливо обшарив грудь,талию, опустились на бедра.
Анна выгнулась, низко и протяжно застонав ему в рот, чуть уперлась руками Майку в грудь, из последних остатков разума пытаясь остановить его. Бесполезно. Ее сопротивления даже не заметили. Майк, наконец, прекратил терзать ее губы, отвлекся на шею, нацеловывая, оставляя красные следы засосов, одной рукой с остервенением дергая молнию на юбке.
Анна поняла, что еще чуть-чуть, и она останется в лифте офиса городского прокурора в порванной блузке и без юбки. И, скорее всего после этого, без желанной практики. Хотя на практику ей в данный момент было как раз наплевать. Ее больше волновало то, что она опять ничего не может сделать, что она поддается ему, хотя он так ее обидел и даже не попросил прощения, скот!
Внезапная злость придала ей сил, девушка вцепилась в руку мужчины на молнии юбки, останавливая, чуть отклонилась, и со всего размаха влепила ему пощечину.
Майк остановился, но не отклонился ни на миллиметр, глядя ей в глаза темным бешеным взглядом.
– Что вы… Что ты себе позволяешь!
– выкрикнула Анна, все еще пытаясь, пользуясь паузой, оторвать его от себя, - ты соблазнил меня, поимел и отправил прочь, как потаскуху! Ты не появлялся целый месяц, а сейчас спрашиваешь про моего парня, как будто у тебя есть на это право! У тебя нет никаких прав на меня, ты понял?
Все это она кричала ему прямо в лицо, с удовольствием наблюдая, как меняется его выражение. Теперь он был зол.
И вдруг ей стало страшно.
***
Сладкая, охренительная, манящая. Она в его руках, она выгибается от его ласк, она стонет, так невероятно сексуально стонет…
О чем он думал тогда, мудак, отпуская ее? Вот уж точно, мудак… Теперь у нее какой-то Генри… Сам виноват.
Он тогда испугался. Банально струсил силы своих эмоций. После невероятного, лучшего в его жизни секса, так не хотелось возвращаться в реальность.
Непосредственная (мать ее!) начальница позвонила некстати. Или кстати?
У него и правда было задание. Не особо сложное, но определенно хреновое.
А чего еще ожидать от этой ненормальной бабы?
Майк тогда задумался о том, что, может, этой стерве подогнать нормального мужика? Ведь явно недоебон. Может, братуху?
Но нет, какой бы тот ни был дебил, но все же его брат, и отдавать его на растерзание бессердечной стерве было нельзя.
Пока работал, было не до звонков. А когда все закончилось… Зассал. Испугался. Не мог понять, что делать дальше. С девочкой нельзя было, как с обычной шмарой: потрахал и отправил домой. А других отношений Майк не знал. И не хотел, наверно, знать…
Малышке будет лучше без него.
Нахера он ей, такой? Он не изменится, он коп и будет копом до самой своей смерти. Скорее всего, не от старости, с его-то характером…
Зачем ей эта нервотрепка? Она вон где учится, у нее вся жизнь впереди, а он…
Примерно таким образом Майк тогда думал. И решил не звонить. Пускай обидится, решит, что он мудак. Он такой и есть. Мудак. Пусть так будет.
Он тогда, конечно, нажрался, как же без этого? Умотал на уикэнд к братухе, устроил дебош в местном баре, где все знали, что это за стихийное бедствие - братья Ричеры, и привычно жались по углам, пока Дэнни не вырубил его и не уволок в свою халупу. Потом Майк еще сутки пил, доставая безответного брата слезливыми признаниями в любви и жалобами на злую судьбу, что не дает ему быть с его ведьмочкой.
Дэнни, дико удивляющийся такому Майку, слушал, не перебивая. Потом, на исходе третьих суток, загнал уже потерявшего человеческий облик брата в ледяное озеро, отпоил какими-то травами и привез обратно в город, где сдал в участок прямо на руки непосредственному (что ее черти задрали!) начальству.
Та, заинтересованно косясь на плечистого, хмурого больше обычного Дэнни, велела утрамбовать старшего Ричера в камеру, до окончательного протрезвления.
Майк полежал еще сутки на казенном пайке. Протрезвел. Убедил себя в правильности принятого решения.
И жизнь потекла, как раньше. То есть хреново, с частыми вкраплениями откровенного дерьма. Майк ни о чем не жалел. Он знал, что все сделал, как надо. Как лучше. Для нее же лучше. А то, что каждую ночь ее видит во сне, так это пройдет, это все херня. Он взрослый, серьезный мужик. Он не будет страдать по какой-то там студентке.
Майк почти убедил себя в этом, когда судьба (тоже баба на редкость мерзкая!) занесла его по делам к прокурору, и , стоя в лифте, он услышал ее нежный голосок, воркующий с каким-то , мать его, Генри!