Учитель
Шрифт:
Что на самом деле так и оказалось. Увидев меня входящим в палату, Степаныч по своей давней привычке радостно закричал про Димона, и начал представлять меня остальным больным.
Отчего я дико смутился. Потому что в его рассказах я был разве что не героем, несшим тягостное бремя просвещения полу-диким племенам людоедов. Что, кстати, было недалеко от истины.
Вадим Степаныч держался бодрячком, весело скакал на костылях, иногда кривя лицо от боли в синяках, и я бы ни за что не поверил бы, если бы сам не знал, что его несколько часов назад привезли сюда на скорой. Он дико обрадовался моему визиту, пустил слезу,
И тут я увидел знакомого доктора. Того самого, что вчера осматривал меня. Он проходил мимо раскрытой двери и, увидев знакомый профиль, мне захотелось кое-что расспросить. Как там его?
— Вячеслав Васильичь, — окликнул я, вспомнив имя врача. Обернулся к соседу по дому. — Степаныч, я сейчас!
Врач затормозил, пристально разглядывая меня и мучительно вспоминая. Наконец его лицо озарила догадка:
— А-а-а, наш уникум! Ну как ты? Ничего не болит?
— Нет, спасибо, я здоров как бык. Можно вас спросить о своем спасителе? Вы не знаете, в какой палате он лежит? Хотелось бы поблагодарить человека.
Врач вновь уставился на меня, задумчиво рассматривая:
— Нет, боюсь это невозможно. Он умер не приходя в сознание.
Ну что ж, это не было для меня неожиданностью, но тем не менее я изобразил скорбь на лице:
— Ох, как же жаль. А его родственники? Кто-то ведь искал его, приходили на опознание?
Врач оторвал от меня взгляд и посмотрел по сторонам. Затем, махнув рукой, мол, пошли за мной, зашел в пустой процедурный кабинет.
— Вообще, — начал он, плотно закрыв за мной дверь, — это не мое дело. Да и не твое тоже. И я никогда не узнал бы, что в итоге произошло, если бы ко мне вчера не приходили люди с серьезными лицами. Тело погибшего было похищено из морга через час после того, как его туда привезли. Неизвестные, связав санитаров, и ничего больше не тронув, вытащили труп из холодильника и были таковы. А раз тогда в приемнике была моя смена, ну когда я принимал и тебя и его, то ко мне и пришли с расспросами.
Ого, вот это всё очень серьезно!
— А что за люди к вам приходили? Полиция?
— Бери выше! ФСБ! О тебе они тоже спрашивали, но вскользь. И я ничего такого по поводу твоего чудесного исцеления, им не сказал. И, возможно, ты их не заинтересовал. Но если что — имей в виду.
— Спасибо, Вячеслав Васильевич, должен буду.
— Ай, ерунда. В общем, я тебя предупредил, мотай на ус.
Он распахнул дверь и стремительно ушел в глубину коридоров.
Я же, попрощавшись со Степанычем, обдумывая сказанное, медленно побрел на остановку.
Сегодня у меня было еще одно дело, не терпящее промедления. Мой зуд к новому не дал бы мне уснуть. Поэтому, увидев вывеску спортивного магазина, я без сомнения зашел в заботливо распахнувшиеся двери.
Где тут у них штанги? Очаровательная продавщица в спортивной футболке и обтягивающих стройные ноги лосинах, с показным удовольствием показала мне нужный отдел, заботливо предложив помощь в выборе. Я, конечно, отказался и пару мгновений смотрел ей в след, задумчиво рассматривая ее пятую точку.
Ого, вот это я понимаю — цены! Брать за кусок железа такие деньги — это надо всю совесть потерять. Но идти искать дешевле мне жутко не хотелось. Так что «блин» для штанги весом в два с половиной килограмма обошелся
Щеголяя модным пакетом, в который мне завернули мою покупку, я приехал домой и, успокоив встревоженную маму, быстренько перекусил и захватив «блин» пошел в свою комнату.
Немного помучившись с интерфейсом своего импланта, наконец понял как открыть приемную емкость конструктора. Прямо передо мной возник, казалось сотканный из полу-прозрачных нитей куб, размер стороны которого был с полметра. Сверху крышки не было и я аккуратно вложил туда «блин», опасаясь что он, порвав образующие его нити упадет на пол.
Но такого не случилось.
Загружено две тысячи четыреста тридцать грамм металлического сплава. Идет переработка. Ожидайте. Примерное время переработки: 300 минут.
Музыка у Петра-Лопаты сегодня играла еле слышно.
Глава 5
Глава 5.
Дороги. Глиняные, разбитые дороги. С огромными колеями, оставленными танками. Со здоровыми воронками, оставленными бомбами наших бравых авиаторов. Теперь эту дорогу штурмуем мы.
Дождь, ливший неделю, пропитал водой эту буро-желтую смесь, некогда именую дорожным покрытием, до самого предела. От этого каждый шаг давался с трудом. Ботинки с обмотками сдергивало с ног, засасывало в вязкую и липкую жижу.
Наш батальон, «отдохнувший» и пополненный новобранцами до нормы, шел вперед. Давя грязь, сгибаясь под тяжестью промокнувших насквозь шинелей, мы отсчитывали километры и мечтали о теплых и сухих постелях.
Голые руки дубели и мерзли, распространяя мерзкие когти холода по всему телу. От этого начиналась дрожь, от этого начинали стучать зубы. И даже Отцовские сто грамм почти не помогали. Ухнув внутрь огненной воды, мы смогли зажечь огонек тепла лишь где-то внутри, в желудке. Но и он скоро погас, безжалостно потушенный волной холода.
Зикир, выбивая чечетку своими редкими зубами, толкнул меня в бок и произнес:
— Пи-пик. Пи-пик. Пи-пик.
— Что? — спросил я, ожидая от него совсем другого. Это пиканье совсем не похоже на мамин голос.
— Пи-пик, — повторил мой друг.
Будильник. Я наконец-то проснулся от его сигнала.
Открыл глаза, отходя от сна. От такого реального, что я до сих пор помню, как вытаскивал разбухший от влаги ботинок из липкой и чавкающей глиняной мяши.
Удивленная маман, заглянувшая в мою комнату и не обнаружившая там своего сына, даже пропустила часть своих очередных шуток, когда ставила передо мной чашку с кофе. Потрогала мой лоб, заглянула в глаза, пробормотала как бы себе под нос, но с расчетом, что я всё услышу:
— Заболел он что-ли?
Я, фыркнув, проглотил вкуснейший бутик, чмокнул ее в щечку и спустя пару минут выбежал на улицу. Привычно оглянулся, ожидая зычное «Димооон!», но вспомнив случившееся, только грустно глянул на пустую скамейку.
Подумал, что неплохо бы пробежаться, чтобы качнуть еще опыта, но тут же всплыл образ «Ледокола», смотрящей на меня поверх своих очков: «Дмитрий Сергеевич! Учителю непозволительно приходить на занятия мокрым как мышь». Поэтому, выдохнув побольше воздуха, чтобы протиснуться сквозь стену тел, полез в автобус.