Учительница нежная моя
Шрифт:
Увы, ББ, он же учитель физкультуры Борис Борисович Фоменко, уже спал. Разбуженный физрук стал недовольно урчать в трубку, что она с ума сошла, завтра у него четыре урока.
– Боря, дорогой, срочно нужна твоя помощь. Твой «Москвич» на ходу?
Фоменко звучно зевнул в трубку.
– Ну ты, Ира, и вопросы задаешь на ночь глядя.
– Не томи.
– "Москвич" на ходу, а как же. В прошлые выходные за грибами на нем гонял. Собрал ведро белых, два ведра маслят…
– Боря, я тебя очень прошу, скорее приезжай!
– К тебе?
– Нет.
Ирина
Мужик он был хоть и хитроватый и себе на уме, но неплохой. Да и детей любит. Недаром школяры от него в восторге: кинет мячик – играйте в футбол хоть до опупения. Ни нормативов, ни тупой беготни по кругу.
Минут через десять он затормозил у подъезда. Вылез из машины, коренастый, с ухмылкой доброго бульдога. В кепке и плаще, из-под которого торчали спортивные штаны с выпуклыми полосками.
Ирина с Викиной матерью поскорее нырнули к нему в «Москвич» (начинался дождь) и отправились колесить по городу. Пока ехали, ББ все цокал и сокрушался, что молодежь не та теперь пошла. Мол, раньше все спортом занимались, книжки читали, а сейчас что? Пиво, дискотеки, от армии бегают.
– Не все, – глядя на слизывающие воду дворники, возразила Ирина Леонидовна. – Да и нормальных увлечений сейчас хватает. Брейкданс, например.
– Да ну. Да не…
ББ пустился аргументировать свое мнение. Ирина Леонидовна напомнила, что прямо по курсу первая точка. Он кивнул и затормозил у видеосалона.
Ирина и Викина мать вышли. Дождь усилился. Перепрыгивая через лужи, они подбежали к серому зданию и заглянули в безжизненные окна. Подергали дверь. Подошел ББ, гулко замолотил по ней своим спортивным кулаком.
– Поехали дальше.
Второй адрес дал надежду: окна мерцали. Но толстый хозяин видеосалона впервые слышал о Вике. И явно это был не тот, кто им нужен. Толстяк пригласил их досмотреть какой-то ужастик. ББ не отказался бы, но надо было ехать.
До третьего видеосалона они добрались через шесть минут, Ярко светились задернутые шторами окна, изнутри просачивалась томная музыка.
Им открыл кудрявый детина с толстыми губами. Ирине Леонидовне показалось, что она его уже где-то видела.
– Где Вика? – спросила она, входя.
За ней в салон нырнула Шканина.
Детина попытался загородить им путь.
– Вы кто такие?
Но они уже увидели всё.
На столе над нехитрой закуской (плавленые сырки и шпроты) высилась бутылка водки. В кресле, задрав на стол голые ноги, спала Вика. Бесстыдно короткие полы халатика едва прикрывали ее чертову задницу. А напротив другая задница, уже совершенно неприкрытая, маячила на выпуклом экране телевизора. Там лоснилась и пузырилась киношная оргия.
– Ах ты паразит! – прогрохотал в дверях ББ.
Толстогубый попытался скрыться через второй вход, но физкультурник быстро его настиг. Увернулся от кулака и опрокинул совратителя самбистским приемом. С
Ирина Леонидовна одернула Викин халат. Та даже не шевельнулась, была чудовищно пьяна. Ее мать кинулась к ней с причитаниями – Викуля, золотце, ну что ж это такое…
А Борис Борисыч тем временем ввинчивал скулящему эротоману в самое ухо:
– Ну ты и гад. У меня друг в милиции, устроит тебе сладкую жизнь, мало не покажется. – И тихо прибавил: – Слышь, парень, где такое кино достал?
Fructus temporum
27 октября 1989. Выпуск программы «Взгляд»
В телепрограмме "Взгляд" выходят сюжет «Как Вы относитесь к кооперации?» и фрагмент документального фильма «Каждому по труду». Показаны телеопрос «Может ли кооперация вывести страну из экономического кризиса?» и репортаж о митинге против кооперации в Лужниках.
9.
Пролетели три дня. Вика Шканина как ни в чем не бывало ходила в школу. Хотя нет, кое-что изменилось. Она стала вести себя вызывающе. Норовила дерзить. Ирина Леонидовна пропускала это мимо ушей.
А потом грянул гром. В тот день Ирина устала адски – выдержала набег безликого, как кагэбист, посланца из районо, который, словно неживой, отсидел на задней парте три урока. Затем дома пришлось проверять сочинения у двух классов. Голова пухла от одних и тех же шаблонных повторялок: "Образ Печорина говорит нам о типичных чертах русского дворянства первой половины 19 века, неспособного к реальному делу и к настоящей борьбе…"
"Борьбе с кем? За что? Почему они это пишут? – морщилась Ирина Леонидовна. – Но ведь не придерешься. Ведь это мы сами их этому научили. Мы вбили в их несчастные головы всю эту муть".
Она так устала, что не пошла в душ и завалилась спать не раздеваясь. Но не успела погасить свет и преклонить голову на холодную подушку, как в дверном проеме призрачно замаячила фигура отца. Он стонал и поскуливал.
– Ирочка, мне плохо. Встал в туалет и чуть не упал. Голова кружится, язык еле ворочается.
Ирина зажгла свет и с испугом посмотрела на трясущегося родителя. Усадила его на свою кровать, померила давление.
– 180. С ума сошел!
Словно это он сам себе нагнал, накачал.
Вызвали скорую. Врачи затвердили про госпитализацию, отец уперся, что никуда не поедет. Они сделали ему укол магнезии и прописали лекарство.
Когда скорая уехала, Ирина и отец долго не могли уснуть. Она поглаживала его руку. Как вечность, тикало время. Они говорили, говорили. Слова лились, как текущая вода, сами собой – о прошлом, о будущем, о неопределенном настоящем. Он всегда избегал разговоров о ее личной жизни и возможной семье, но сейчас в намеках и экивоках подобрался к этой теме. Рассеянно завздыхал о пустоте в доме, о бессмысленности жизни, в которой нет главного.