Удар гильотины
Шрифт:
– Да, – кивнул Манн. – Я из «Таг». Отдел криминальной хроники. Манн моя фамилия. Тиль Манн.
– Йен Казаратта, – представился хозяин лавки. – Меня фотографировали однажды для «Вечернего Амстердама». Статья была о торговле пиратскими дисками. Нет, тот, что вы купили, конечно, фирменный, я никогда не связывался…
– Вы в тот вечер работали? – прервал Манн быструю речь.
– Конечно.
– Видели, как это произошло?
Мейден наверняка уже опрашивал господина Казаратта. Вряд ли старик скажет что-нибудь новое, скорее, даже
– Не видел, – покачал головой старик. – Я как раз закрывался, заносил столы, прятал газеты, диски… Возни много. Вернулся домой и сразу лег спать. Живу я далеко отсюда, в Страде, мы с женой поменяли квартиру, когда дети разлетелись по своим гнездышкам, а раньше жили неподалеку, потому я и лавку здесь купил, это ведь мой район, я здесь родился, и мой отец, и дед…
Вот так, – подумал Манн. Вот тебе и выходец из Бангладеш. Но лицо восточное… Что-то щелкнуло в мозгу, и детектив спросил:
– Женщина, которая вышла из дома в начале одиннадцатого… Вы ведь ее хорошо рассмотрели. Вы с ней поздоровались. Вы ее знаете.
– Кристину? – ни на миг не задумался над ответом Казаратта. – Видел. Мы с ней тысячу лет знакомы. Ну, тысяча – это преувеличение, конечно. Но с тех пор, как она стала приходить к этому козлу Веерке, Кристина каждый раз покупала у меня если не газеты, то сигареты или печенье – что-нибудь, это у нее примета такая, у женщин странные бывают приметы, задумываешь что-то на удачу, а потом повторяешь, чтобы удача не ушла.
– Каждый раз, говорите? Но позавчера она у вас ничего не купила. Вышла из дома, повернула налево и…
– Купила, конечно, – Казаратта аккуратно сложил высокой стопкой непроданные газеты и повернулся к Манну. – Как обычно – пачку «Кэмел», длинные женские. Три с половиной евро.
Верно. Кристина именно такие и курила, это Манн помнил.
– Позавчера? В начале одиннадцатого? – старик, конечно, все напутал.
– Молодой человек, – сухо произнес Казаратта, – у меня профессиональная память. Перечислить, что и когда покупала у меня госпожа Ван дер Мей в последние две недели?
– Стоп, – сказал Манн. – Вы же сказали в полиции…
– Полиции, – перебил Казаратта, – я не сказал ни слова. Ничего не видел, ничего не знаю. Это самое верное, иначе затаскают по судам, зачем мне это надо? Я свои права знаю. Хочу говорю, хочу – нет.
– А мне…
– Вы не полиция, – отрезал Казаратта. – И не журналист. Вы – частный сыщик. Журналисту я бы тоже ничего не сказал, эти потом распишут втрое больше, явится полиция, и опять пиши пропало. Частный детектив – другое дело. С полицией у вас свои счеты, откровенничать с ними вы не станете. И в газеты информацию не дадите. Так что…
– Оригинальная позиция, – пробормотал Манн, собираясь с мыслями. – Так, значит, Кристина вышла из дома в начале одиннадцатого, подошла к вам, купила «Кэмел»…
– Совершенно верно.
– Она была взволнована?
– Нет, выглядела, как обычно. Она посещала господина Веерке раза два в неделю.
Манн стиснул зубы.
– Купила «Кэмел», – задумчиво продолжал Казаратта, не обращая внимания на волнение Манна, – сказала… Что же она сказала? Да. «Приятный нынче вечер». Взяла сдачу и пошла. Вон туда.
– «Приятный вечер», – повторил Манн, представляя, как бы он себя чувствовал, зная, что только что или убил, или серьезно поранил человека, был бы для него вечер приятным или все казалось бы насупленным, враждебным и угрожающим?
Впрочем, Казаратта, скорее всего, ошибся – в тот вечер, по словам Панфилло, которому из окна видно было все, как на ладони, Кристина улицу не пересекала и сигарет не покупала.
– Вы уверены, что речь идет о минувшем вторнике? – спросил Манн.
– Я вас хорошо понимаю, – улыбнулся торговец. – Вы хотите быть уверены, что я ничего не путаю. Я вам такую уверенность предоставлю. Этой женщине я продал последнюю пачку «Кэмел». На следующее утро мне завезли две новых коробки, у меня записано. Вот…
Склонившись над конторкой, Казаратта вытащил на свет пухлый, с выпадающими листами, блокнот, раскрыл на одной из последних страниц, провел пальцем по строчкам и показал запись Манну. «27 сентября, 6 часов 15 минут. Сигареты «Кэмел», женские. Две коробки. «Тренд Бирс».
– «Тренд Бирс», – пояснил Казаратта, – это мои поставщики табачных изделий. Я с ними лет десять работаю. Удостоверились?
– Я и так вам верю… – пробормотал Манн. Почувствовав чей-то взгляд, он огляделся – улица была пуста, но ощущение чужого взгляда не пропадало. Манн поднял глаза: из окна на четвертом этаже за ним наблюдал Панфилло. Он поднял раму окна до предела, но благоразумно не высовывался наружу, стоял, опершись руками о подоконник, и смотрел вниз. Может, вовсе и не на Манна.
Вернуться? Спросить, уверен ли Панфилло в том, что Кристина, выйдя из дома… А какая разница? Кто-то из них ошибся. Если у старика-торговца есть подтверждающий документ, то у Панфилло нет ничего, кроме памяти, а память может…
– Спасибо, – сказал Манн, – вы мне очень помогли.
Он помахал Панфилло рукой, и тот ответил.
– Кстати, – вспомнил Казаратта, – этот молодой человек в тот же вечер купил у меня две кассеты «Сони».
– Вы всех знаете по именам? – удивился Манн.
– Конечно, они мои постоянные покупатели…
– Когда ушла Кристина, вы не смотрели вверх, на окна… третьего этажа?
– Может, и смотрел… – задумчиво произнес Казаратта. – Всегда куда-то смотришь, но, если не видишь ничего, что выбивается из привычной картины, то и не запоминаешь, верно? Стоит дом, ну и стоит, перестаешь замечать. Но если его вдруг перекрасить… Или вывеску новую…
– Значит, если бы в окне третьего этажа в это время торчала голова человека…
– Я бы мог не обратить внимания, об этом я вам и толкую! – воскликнул Казаратта.