Удар молнии
Шрифт:
Сэму было тридцать девять, и он уже не раз думал о том, что хочет ребенка. Разумеется, это разрушит их жизненный уклад, но все равно, размышлял он, это будет лучше, чем вообще не иметь детей.
Алекс, однако, ответила ему, что еще не готова к этому.
— Я просто не могу себе представить жизнь с существом, полностью зависимым от меня, — я имею в виду все время.
Если я буду работать так же, как работаю сейчас, я буду чувствовать себя виноватой перед ребенком. Я совсем не буду видеть своих детей и не смогу их как следует воспитать.
— А ты можешь постепенно сокращать время и темп работы? — спросил он, зная, впрочем, что на это она не
Знала это и Алекс.
— Честно? Нет. Не думаю, что можно быть юристом с частичной занятостью.
Некоторые из ее коллег делали попытку так работать и чуть не сходили с ума. В конце концов они либо возвращались к полноценной работе, либо вообще отказывались от нее. Ей не хотелось ни того, ни другого.
— То есть ты хочешь сказать, что вообще никогда не родишь ребенка?
Она впервые задумалась над этим так серьезно и не смогла ответить ни «да», ни «нет». В конце концов они пришли к компромиссному решению: может быть, позже, но не сейчас.
Вопрос о детях встал перед ними снова, когда ей было тридцать пять. К этому моменту все их знакомые уже обзавелись детьми. За девять лет семейной жизни у Паркеров уже сложился устоявшийся образ жизни. Алекс работала в «Бартлетт и Паскин», а Сэм превратился в нечто вроде ходячей легенды. При любой возможности они отправлялись в отпуск во Францию, а на уик-энды летали в Калифорнию. У Сэма бывали деловые поездки в Токио и арабские страны. Алекс считала его жизнь крайне интересной, но ее собственная карьера тоже ее вполне удовлетворяла. И ни в его, ни, л ее жизни по-прежнему не было места ребенку.
— Ты знаешь, я иногда чувствую себя такой виноватой из-за этого… как будто я какая-то ненормальная… Я не знаю, как это объяснить, но это просто не для меня. По крайней мере сейчас, — призналась ему Алекс как-то раз, и они отложили эту тему еще на три года, пока ей не исполнилось тридцать восемь, а ему — сорок пять. У нее появились первые признаки климакса, хотя и ненадолго, и на этот раз сама Алекс заговорила об этом с мужем. Одна из ее сотрудниц недавно родила, и ее ребенок очень понравился Алекс; кроме того, эта женщина прекрасно справлялась и с воспитанием младенца, и с работой. Все это заставило Алекс всерьез задуматься о том, чтобы самой стать матерью.
Но на этот раз воспротивился Сэм. Теперь уже он не мог представить себя отцом. Их жизнь была слишком устоявшейся, слишком расписанной по минутам и слишком легкой для того, чтобы усложнять ее детьми. Он считал, что менять что-либо после двенадцати лет супружества поздно. Дети уже не могли ничего улучшить; кроме того, теперь он хотел свою жену только для себя.
Сэма вполне устраивало нынешнее положение вещей, и когда он сказал об этом Алекс, она удивилась легкости, с которой снова отбросила эту идею. Обоим было совершенно ясно, что они просто не предназначены для того, чтобы быть родителями. Сразу же после того, как проблема была исчерпана, на Алекс свалился невероятно трудоемкий судебный процесс, и на следующие четыре месяца она и думать забыла о детях.
А через четыре месяца, когда они вернулись из путешествия в Индию, где Алекс никогда раньше не бывала, ей показалось, что она подхватила какую-то очень серьезную болезнь.
Не на шутку перепугавшись — она едва ли не впервые в жизни чувствовала себя так паршиво, — Алекс отправилась к врачу.
Однако резюме доктора напугало ее еще больше. Вечером, охваченная мрачным отчаянием, Алекс сообщила новость мужу.
Она была беременна. После того последнего разговора на эту тему они оба решили навсегда
— Ты уверена?
— Абсолютно, — жалким голосом ответила Алекс.
Это была ее первая беременность. И теперь она наконец поняла то, чего раньше никогда полностью не осознавала, — ей совершенно не хотелось иметь детей.
— А может быть, это холера, малярия или что-нибудь в этом роде? — с надеждой спросил Сэм. Даже почти смертельная болезнь была бы для них обоих предпочтительнее, чем ожидание ребенка.
— Врач сказал, что у меня шесть недель беременности. — Задержка началась еще в поездке, но Алекс, решила, что это следствие Жары, прививки от малярии или просто тягот путешествия. И она никогда не выглядела более жалкой и несчастной, чем сейчас, когда она затравленно глядела на мужа.
— Я слишком стара для этого, Сэм. Я не хочу проходить через все это. Больше того — я просто не могу.
Сэма несколько удивили ее слова, однако он почувствовал некоторое облегчение, потому что тоже не хотел ребенка.
— Ты собираешься что-нибудь делать по этому поводу? — спросил он, пораженный ее непреклонностью. Ему казалось, что рано или поздно она захочет детей, и со временем он стал бояться этого.
— Я не думаю, что мы должны что-то делать. Получается какая-то гадкая ситуация. Понимаешь, мы же в принципе можем себе позволить завести ребенка… но у меня просто не хватит на это времени и… сил, конечно, — тщательно подбирала слова Алекс. — Когда мы обсуждали это в последний раз, я поняла, что дело именно в этом. Тогда мы исчерпали вопрос. Мы были так счастливы… а теперь — бац! — и мы ждем ребенка.
Сэм уныло усмехнулся:
— Какая злая шутка, правда? Когда мы в конце концов отказались от этой идеи, ты забеременела. Нет, в жизни все-таки много подводных камней. — Сэм употребил одно из самых любимых своих выражений, и на этот раз оно было вполне уместно. — Ладно, что мы будем делать?
— Я не знаю, — со слезами ответила Алекс. Ей не хотелось ни делать аборт, ни рожать. После двух недель мучительных размышлений они все-таки решили ничего не предпринимать и сохранить ребенка. Алекс считала, что с точки зрения морали они не имеют права выбирать, и Сэм согласился с нею. Они пытались относиться к грядущему пополнению семейства философски, но никакого энтузиазма у них не было. Алекс впадала в депрессию всякий раз, когда думала об этом, а Сэм, казалось, вообще забыл о ребенке. А когда они обсуждали эту тему, что случалось весьма и весьма редко, то со стороны могло показаться, что они говорят о какой-то временной болезни. Ни Алекс, ни Сэм не ждали рождения ребенка с нетерпением; им это представлялось событием, с которым им предстояло смириться, и они оба с ужасом думали о том, через что им придется пройти.
Через четыре недели Алекс вернулась с работы рано. Ее сильно тошнило, а живот просто разрывался на части от боли.
Швейцар помог ей выйти из такси и внес в подъезд ее кейс.
«Вам плохо?» — обеспокоенно спрашивал он. Алекс заверила его в том, что чувствует себя превосходно, хотя лицо ее было белым как бумага. Она поднялась на лифте и еле дотащилась до дверей квартиры; к счастью, дома была домработница, потому что через полчаса Алекс залила кровью всю ванную и почти потеряла сознание. Домработница сама привезла ее в больницу и позвонила Сэму на работу. К тому моменту, когда он добрался до больницы, Алекс уже была на операционном столе. Они потеряли своего ребенка.