Удар шпаги
Шрифт:
Наконец мы поднялись на высокий полуют, и копейщики, выстроив нас в шеренгу перед собой, сомкнулись позади в полукольцо; перед нами стояли только капитан Гамбоа, католический священник и» меченый» с родимым пятном на лице. Однако я смотрел не на них взгляд мой был прикован к удивительному сооружению, настолько странному, что я в первую минуту не поверил собственным глазам.
С левого борта часть высокого бульварка была разобрана, и на уровне палубы над водой выступала прочная дощатая платформа, на конце которой стояла высокая, в полтора человеческих роста, фигура женщины — женщины без рук без ног, женщины, выкованной из стали!
Лицо ее было отлито весьма искусно, так что она, казалось, улыбалась нам, но эта улыбка сразу напомнила мне ту, которую я видел на лице монаха, когда он слушал болтовню сэра Джаспера, и ледяная дрожь вновь пробежала у меня
Все это было настолько удивительно и непонятно, что я растерянно оглянулся вокруг в поисках объяснения столь странному феномену, но ничего не увидел, кроме маленькой группы англичан, связанных и беспомощных, сбившихся в кучу, словно овцы в загоне. Немного поодаль стояли капитан Гамбоа, монах и испанец, устроивший засаду на сэра Фрэнсиса под Плимутом, взгляды наши встретились, и он злорадно усмехнулся
Позади в по сторонам от меня выстроилась шеренга солдат» все в одинаковых кожаных колетах в стальных шлемах, с алебардами в руках, а над их головами возвышались тонкие, суживающиеся кверху мачты огромного галеона, опутанные сплошной паутиной снастей в канатов, в повсюду — на реях, на вантах, на смотровых площадках мачт наподобие став птиц на ветках деревьев чернели многочисленные фигуры солдат в матросов, с нетерпением глазевших на нас, словно в ожидании какого-то диковинного спектакля; сколько я ни вглядывался, я не заметил среда них ни дона Гомеса, на многих других из тех, кого видел прежде.
«Конечно, — подумал я, — ни одному смертному не приходилось до сих пор наблюдать такое необычное зрелище!» Однако некий внутренний голос подсказывал мне, что самое необычное ожидает нас еще впереди.
Взглянув опять на железную статую, я заметил далеко за ней, на горизонте, какое-то белое пятнышко, которое я принял было за парус, но потом» присмотревшись, понял, что это было всего лишь белое оперение морской птицы, сверкнувшее на солнце. Впрочем, были ли то птица или корабль, на помощь ни от кого мы все равно не могли рассчитывать, и я перевел взгляд на сэра Джаспера, с комичным выражением рассматривавшего странную фигуру, шутливо подталкивая мастера Трелони плечом под ребра. Я едва сумел удержаться от смеха, пока не взглянул на лицо последнего, и тут мне уже стало не до веселья. Я вспомнил, что, прежде чем покинуть нашу тюрьму, он беседовал с братом человека, ставшего жертвой дьявольских пыток в секретных застенках Святой Инквизиции. Я отыскал глазами лицо того матроса, и то, что я прочел на нем, встревожило меня еще больше; но тут по знаку священника «меченый», с родимым пятном на физиономии, выступил вперед и начал речь.
— Слушайте, вы, английские собаки! — закричал он. — Здесь стоит Железная Девственница или, если хотите, наша Милосердная Дева, заступница истинной веры! Она спасает заблудшие души от ереси, питаясь грешными телами вероотступников, и аппетит у нее отменный! Она в своей всеблагой милости готова неустанно защищать нашу Святую Церковь, уничтожая проклятых еретиков днем и ночью! Она уже проголодалась и готова к трапезе! Глядите!
С этими словами он позвонил в судовой колокол, висевший рядом с кормовым фонарем, и со стороны платформы до нас донесся какой-то странный звук, напомнивший мне, злобное глухое ворчание хищного зверя. Канат под платформой дернулся и пошел вверх, наматываясь, очевидно, на потаенный ворот, скрытый где-то под палубой. По всему переднему фасаду фигуры прошла зигзагообразная трещина, словно статуя лопнула сверху донизу. Щель постепенно расширялась, пока я не сообразил наконец, что фигура внутри пустая и состоит из двух половинок, края которых, словно пальцы сцепленных вместе ладоней, заходят друг за друга и которые сейчас раскрываются. Более того, мне стало понятно и странное предназначение этого дьявольского изобретения, когда обе створки раскрылись полностью и я увидел на внутренней поверхности их ряды длинных и острых стальных шипов, расположенных на уровне груди и живота человека. Под основанием статуи в платформе зияла дыра, и сквозь нее виднелись морские волны; теперь стало видно и то, что к концу тянущегося вверх каната подвешен массивный чугунный якорь.
— Итак, Железная Дева готова к трапезе, вы, бешеные английские псы, решившие, будто можете безнаказанно смеяться над Святой Церковью и хозяйничать в странах, не принадлежащих вам! — продолжал кричать испанец с родимым пятном, когда глухой монотонный рокот под платформой затих и якорь, перестав подниматься, повис, раскачиваясь, у подножья статуи. — Она проголодалась, разве вы не видите? Смотрите, какие крепкие и острые у нее зубы! Она проголодалась, говорю вам, и голод ее не будет утолен, пока на земле останется хоть один еретик!
Негодяй к этому времени вошел в раж, доведя себя до бешенства: родимое пятно его стало тускло-багровым, на губах выступила пена, а жестокое лицо его приобрело дьявольски-зловещее выражение.
— Она думала, бедняжка, — продолжал он, — что ей придется утолять голод лишь жалкими язычниками-индейцами, но вот, по милости Неба и нашего святейшего папы, к нам и руки попала достойная ее пища, а она голодна, говорю я вам!
А теперь, — воскликнул он, — смотрите, как изящно кушает наша Дама, как изысканны ее манеры! — с этими словами он выхватил пику из рук стоявшего рядом солдата и осторожно прикоснулся ее древком к полукруглой железной площадке у ног статуи. Послышался громкий утробный звук, похожий на довольное урчание сытого хищника, под аккомпанемент которого тяжелый якорь рухнул вниз, а створки статуи, до сих пор стоявшие раскрытыми по обе стороны железной площадки, словно когтистые лапы, ежесекундно готовые схватить свою жертву, мгновенно сомкнулись, тесно прижавшись к корпусу фигуры, так что даже щели между ними невозможно было заметить; снизу донесся всплеск, когда якорь погрузился в воду, статуя вздрогнула, точно в экстатической судороге, и все затихло.
— Просто, не правда ли? — с плотоядной усмешкой спросил «меченый». — Но заметьте: какая элегантность! Пережеванная пища — хорошо пережеванная пища! — выбрасывается прямо вниз, где водятся другие голодные существа с острыми зубами, хоть и не столь прекрасные, как наша Дева Милосердия, и, если она не съест до конца свой обед, чего с ней до сих пор никогда еще не случалось, они успешно и быстро закончат его за нее там, в воде, под платформой. Наша Дама изготовлена по образу и подобию Нюрнбергской Девы, — добавил он, — и тебе будет особенно приятно узнать, — указал он на меня, — что именно я внес в ее конструкцию необходимые поправки и дополнения, доведя ее до совершенства! И теперь я буду отомщен, ибо Железная Дева примет тебя в свои смертельные объятия последним из всех остальных!
Он сделал паузу и громко провозгласил по-испански:
— А теперь — храни Бог короля Испании и всех твердых в вере людей, и да будет проклят каждый еретик, и пусть он пылает в адском огне во веки веков!
— Аминь! — торжественно сказал монах, и я услыхал, как солдаты позади меня набрали в легкие воздуха и затаили дыхание от смешанных чувств облегчения и ужаса. Мы, пленные, тупо посмотрели друг на друга, с трудом соображая, что нас ждет в недалеком будущем, и тут мой знакомый испанец заговорил снова.
— Слушайте! — закричал он. — Тот, кто не преклонит колени перед Железной Девой, погибнет в ее чреве, но тот, кто признает владычество священного папского престола и вернется в лоно истинной Церкви, будет спасен!
С этими словами он вновь зазвонил в судовой колокол, и вместе с тарахтением чудовищного механизма Железной Девы до нас откуда-то со шканцев донеслось мрачное и унылое пение заупокойной молитвы, заморозившее кровь в наших жилах. Четверо солдат вывели вперед сэра Джаспера и приготовились толкнуть его на роковую железную пластину перед статуей, которая опять раскрыла свои объятия в ожидании первой жертвы. Однако маленький рыцарь не собирался отправляться на тот свет, не произнеся предсмертной речи. Он вежливо поклонился капитану Гамбоа и монаху, предупредил их о неотвратимом мщении со стороны королевы Бесс и затянул длинную тарабарщину на испанском языке, выражая свое восхищение красотой и достоинствами Железной Девы и даже высказав несколько остроумных шутливых замечаний относительно ее характера и вкусов; но в живых черных глазах его неизменно сохранялся лукавый блеск, заставивший меня заподозрить наличие какого-то хитрого плана, родившегося в его изобретательной голове. В конце концов он в весьма изысканной манере поблагодарил своих палачей за то, что те милостиво избавили его от ужасной смерти через повешение, чего он, по его словам, страшился более всего, заменив более легкой и необычной смертью в объятиях Железной Девы; затем, склонив голову и выдержав короткую паузу, он поднял на нас глаза и ободряюще кивнул нам.