Удержать мечту. Книга 2
Шрифт:
– Да, бабушка, – покорно отозвалась Аманда и безропотно подчинилась приказу.
Франческа немного задержалась. Она повесила на ветку серебряный колокольчик и, склонив голову набок, залюбовалась на дело своих рук.
Аманда, сойдя с лестницы, сделала шаг назад и посмотрела на сестру.
– Не туда, идиотка! – завопила она. – Он у тебя совсем рядом с серебряной сосулькой. На эту ветку надо что-нибудь поярче. Повесь на место колокольчика красную звездочку.
– Иди к черту, – огрызнулась Франческа. – Ты мне сегодня уже до смерти надоела. Ты глупа,
– Довольно! – крикнула Эмма – Франческа, немедленно слезай! Иначе вы проведете сегодняшний вечер в своей комнате.
– Слушаюсь, бабушка, – пискнула Франческа, скатилась вниз по лестнице и встала рядом с сестрой около Эммы.
– А теперь – наверх, обе, – грозно взглянула на них Эмма. – Вы похожи на пару уличных хулиганов. Чтобы я не видела на вас этих паршивых джинсов и рубашек. Переоденьтесь во что-нибудь приличное. И немедленно умойтесь и причешитесь. Никогда еще вы обе не выглядели так отвратительно. И, пожалуйста, не одевайтесь одинаково. Мне надоело ваше кривляние: «Ах, какие мы близняшки». Вы не в мюзик-холле.
– Да, бабушка, – робко прошептала Аманда.
– А в чем ты хочешь нас видеть? – спросила Франческа, дерзко глядя на бабушку и улыбаясь во весть рот.
Та совершенно неожиданно для себя самой едва не расхохоталась, но удержалась и строго произнесла:
– Ты можешь надеть красное бархатное платье, Франческа. А ты, Аманда, лучше нарядись в голубое шелковое. Так будет хорошо. По крайней мере, я смогу отличить одну от другой. А теперь – вперед.
Эмили, наблюдавшая за происходящим, рассмеялась, едва ее сводные сестры удалились за пределы слышимости.
– Спасибо, бабушка. В последние несколько дней они почувствовали себя такими взрослыми – сладу нет. Я уже готова была пригрозить отправить их в Париж к матери, хотя это пустая угроза. У меня никогда не хватило бы духу выполнить обещание – как бы плохо они себя не вели.
– Они просто испытывают нас обеих, чтобы понять, что мы им спустим с рук, а что – нет, – улыбнулась Эмма.
– Я знаю. Выпьешь что-нибудь?
– Почему бы и нет? Не попросишь ли ты Уинстона или своего брата открыть бутылочку шампанского? Пожалуй, я осилю бокал. И давай включим музыку.
Эмили помчалась за вином, а Эмма закричала Дэвиду Эмори:
– Дэвид, милый, поставь, пожалуйста, пластинку – какой-нибудь Рождественский гимн. Впрочем, нет, для гимнов время еще не пришло. Пожалуй, лучше пластинку Бинта Кросби – «Белое Рождество», кажется.
– Хорошо, Эмма. В этом году он уместен, как никогда.
Эмма повернулась и принялась украшать игрушками из ящика нижние ветки елки, пока еще почти пустые. Но уже через несколько секунд кто-то робко дотронулся до ее руки. Эмма повернула голову и оказалась лицом к лицу с Эдвиной.
– Можно я помогу тебе, мама?
– Да, неплохо бы, – ответила Эмма, скрывая удивление. – Поройся в другом ящике. Может, найдешь что-нибудь яркое и блестящее для нижних веток. У меня сложилось такое впечатление, что самые красивые украшения всегда оказываются наверху. – Эмма окинула глазами фигуру старшей дочери и кивнула. – Тебе всегда шел голубой цвет. Сегодня ты очень хорошо выглядишь, и на тебе превосходное платье.
– Спасибо… Это Дэзи уговорила меня купить его. – После небольшого колебания Эдвина добавила: – Ты очень элегантна – впрочем, как всегда, мама. – Она улыбнулась улыбкой столь же робкой, сколь было ее прикосновение.
Эмма гадала, что значит этот беспрецедентный комплимент, а затем достала золотую грушу из папье-маше и повесила ее на елку, в задумчивости нахмурив брови. Эдвина с чего-то вдруг стала очень доброжелательной. Но ей доставило удовольствие такое проявление дружелюбия со стороны дочери.
Еще через несколько секунд Эдвина снова дотронулась до ее руки и протянула ей синюю стеклянную звездочку.
– Вот, мама, хочешь ее повесить? Может, сюда, рядом с ангелом? Или куда тебе угодно.
Эмма взяла игрушку и впилась взглядом в лицо дочери.
На какое-то мгновение память перенесла ее в давно прошедшее времена. Рождество 1915 года/ Городок Армли. Еще жив был Джо Лаудер. Он погибнет только через год, в битве при Сомме. Та сцена предстала перед Эммой так живо, что у нее перехватило дыхание. Эдвине исполнилось девять лет и она была очаровательным ребенком – с длинными светлыми волосами, серебристыми, как у Адели, глазами и унаследованными от отца, Эдвина Фарли, тонкими чертами лица. Но девчушка считала своим папой Джо и безумно любила его. Даже преклонялась перед ним.
Они втроем стояли перед гигантской елкой, очень похожей на эту, таким же снежным рождественским вечером. Эмме показалось, что она даже услышала приглушенные отзвуки их веселого смеха. Ко смеялись только отец и дочь, вместе украшая великолепное дерево и радуясь веселому занятию. Эмма же чувствовала себя посторонней. Ее собственная дочь игнорировала ее. Эдвина, словно ушатом ледяной воды, окатывала ее презрением всякий раз, когда она предлагала своей очаровательной, но бессердечной дочке какой-нибудь красивый шар для елки. И Эмма тогда, чувствуя, что ее сердце готово разорваться на части, выбежала из комнаты. Она накинула пальто и побежала к Блэки и Лауре, жившим на той же улице. И незабвенная Лаура успокоила ее, помогла забыть боль, нанесенную детской жестокостью.
– Ты хорошо себя чувствуешь, мама? – спросила Эдвина.
Эмма вздрогнула. Видение рассеялось.
– Да, – ответила она – Я прекрасно себя чувствую. Просто я кое-что вспомнила.
– Что?
– О, одно Рождество… Так много лет назад, что ты наверняка его забыла – Эмма грустно улыбнулась – Но я запомнила его на всю жизнь.
– Ты ведь думала о Рождестве 1915 года, да? – Эдвина придвинулась поближе к матери.
– Да.
– Мама… – Эдвина глубоко заглянула в старые, мудрые глаза матери. – Я тоже не забыла того Рождества. – Она помолчала, собираясь с мыслями и вдруг, повинуясь порыву чувств, взяла Эмму за руку. – Прости меня, мама, пожалуйста, прости за то ужасное Рождество, – прошептала она.