Удержать престол
Шрифт:
— Прости, государь-император, — теперь поклон был чуть глубже, но что-то вновь не убедительно.
— Добре. Поговорим. Ты прибыл по указанию шведского генерала… до того не уважает себя род Головиных, что подчинился шведу? Но то ладно. За кого ты, Семен Васильевич? За Российскую империю, где волею Господа, я царствую, али за Швецию, что воюет земли русские? — спросил я и с большим трудом скрыл разочарование.
Головиных я пока вообще не трогал, несмотря на то, что некоторые ниточки не заговора, но недовольства, со стороны этого влиятельного рода имеются. Я не спешил велеть распутывать и этот клубок. А все потому, что отец Семена, Василий Петрович, действительно
— Я русский, православный… Прости государь, сложно сие для меня… крест тебе целовал, опосля Василию Ивановичу, снова тебе целовать крест и клясться. Как слово сдержать свое? Был патриархом Иов, все целовали крест Годунову. Пришел патриарх Игнатий… он простил те клятвы, тебе целовали на верность… пришел патриарх Гермоген, после снова Игнатий. Чего стоит клятва, если ее не исполнять? — Головин стоял и тяжело дышал.
Было видно, что он нервничал, ожидал моего гнева. Впрочем, гнев должен был последовать. Но тогда, к примеру, мне нужно было искать, кого именно назначить воеводой в Астрахань, где благодаря дяде Семена Васильевича, Петру Петровичу, мир и относительное спокойствие.
А ведь мало кто задумывался о ценности крестоцелования. Почти все чиновники, как минимум, уже дважды, а кто и трижды, нарушил свою клятву верности. Ладно, посмотрим, что и как будет дальше. Не стану Головиных пока дергать, но и Василия Петровича не назначу казначеем. Сработают во благо мне и России, может и прощу. Нет, так казнить смогу и чуть позже.
— Шведскому Делагарди сообщи, что я жду того, кабы он отработал все то серебро русское, что взял. Не менее двадцать тысяч войска жду в союзниках. Пока же считаю шведов разбойниками и могу так же совершать набеги. Коли границы меж нашими державами не видит шведский король, то и я не замечу их. Ступай! — отпустил я Головина.
Завтра же начну мастерить самогонный аппарат и экспериментировать. Я не особо пьющий, но вот после такого трудного дня хотелось бы навернуть стакан чего покрепче. Вино, пиво — это не мое, не люблю.
*………*………*
Псков
30 августа 1606 года
Михаил Васильевич Скопин-Шуйский развел бурную деятельность. Назначение его головным воеводой не просто воодушевило молодого мужчину, но предало решимости, наполнило Скопина-Шуйского энергией. Он мало спал, дневной сон вообще исключил из своего плотного распорядка дня.
Постоянные учения, все большее увеличение своего войска, строительные работы — это стало обыденностью. Вначале были те, кто роптал. Но молодой военачальник повел себя столь уверенно и жестко, что все сотники поняли — шутить не стоит. Казней не было, но даже полковые головы получали наказания в виде строительных работ и орудовали лопатой, словно рядовые воины. Подобный подход оказался более чем деятельным. Командиры стыдились такого наказания и старались более не перечить.
Нельзя сказать, что молодого военачальника беспрекословно слушались только лишь из-за его личностных качеств, хотя и лидерских способностей Михаил не был лишен. Это был тот самый пример использования системы местничества. Из всех знатных людей, Рюриковичей, Скопин-Шуйский был прописан в самой верхней строчке местнической книги. А тут еще и боярство
То, что не удавалось Пожарскому, Скопин методично, системно, вдалбливал своим воинам новую воинскую науку. Нет, еще не получалось стрелять слаженными шестью-семью линиями, но построения выходили все более синхронными и выверенными, взаимодействие между родами войск начинало прослеживаться. Но основа — постоянные строительства укреплений.
— Мы не сможем взять на приступ крепость, — резюмировал второй войсковой воевода Юрий Дмитриевич Хворостинин.
Головной воевода Скопин-Шуйский поморщился. При всей рациональности в военных вопросах, Михаил Васильевич еще не всегда мог побороть в себе молодецкую удаль. Очень хотелось взять сходу Нарву, но Хворостинин долго высчитывал мощь артиллерии, возможности пробить стены. И второй воевода пришел к выводу, что, даже при самом наилучшем варианте развития событий, нужно не менее пяти дней методичной работы по крепости, чтобы ее взять.
Да!!! Нарва!!!
Это был тот самый нелинейный ход, который государь-император тайно, чтобы никто иной не знал, предложил Скопину-Шуйскому. Головной воевода просил дозволения у государя отправиться всеми силами на деблокаду русского города Карела, которая была осаждена шведско-наемными войсками, но героически держалась.
Однако, замысел Димитрия Иоанновича, когда головной воевода оценил задумку, показался более изощренным. Россия не отбивалась, она именно что наносила ответный удар, при этом, как знал Скопин-Шуйский, для шведов оставалось открытым окно для переговоров. Но дипломатия может качественно работать только когда стороны осознают угрозу при противостоянии. У шведов оказывалась по отношению к России не просто выгодная переговорная позиция, а, словно, победитель диктует условия мира. Этим же ударом все менялось.
Войска Скопина-Шуйского, укрепив Торжок, дождавшись подкрепления, чтобы было кого оставить на защиту этого городка, устремились к Пскову. Тут и произошло увеличение количества воинов. Дворянство и поместная конница из Старой Русы и Пскова присоединились к войску, несмотря на то, что ранее псковская военная корпорация больше поддерживала Василия Шуйского. В Пскове же была взята и артиллерия.
— Жалко! — произнес Михаил Васильевич.
— И мне горько видеть русский город под шведами, — с не наигранным сожалением сказал Хворостинин.
Его отец, уже будучи пожилым человеком, отбивал Нарву, брал Ливонские города. Оба военачальника знали трагедию города, когда было цинично уничтожено семь тысяч русских. Не военных, а купцов, ремесленников, чиновников.
— Что делать думаешь, Михаил Васильевич? — спросил Юрий Дмитриевич.
— Как говорил государь: коли не ведаешь, что делать, то поступай, как приказано, — на свой лад перефразировал слова Димитрия Ивановича Скопин-Шуйский. — Государь повелел на шведских землях гулять, будем гулять.
На самом деле «гулял» в шведской Прибалтике Скопин-Шуйский не так, какое значение это слово могло иметь, к примеру, для казака. Передвижение войск было не быстрым, но основательным. Постоянные разъезды, четкое понимание местоположения, проводники и не один, а множество. Это было похоже не на рейд, а на основательное наступление. Только города русскими войсками не брались.
— Было бы что у них брать, — сказал Хворостинин.
— Ранее я думал, что в нашем царстве-империи голодно живется, да некому землю обрабатывать. А тут… крестьян почти и нет, — поддержал разговор Скопин-Шуйский [голод начала века затронул и бывшую Ливонию, земли не обрабатывались и приходили в запущение].