Удерживая маску
Шрифт:
– А у нас еще две есть, – ответила немного возбужденно Мизуки.
Что меня удивило? А то, что кухню дома Кояма оккупировали чужаки. Три особы женского пола – одна лет восемнадцати и две около сорока, все в фартуках служанок. И если вы думаете, что Мизуки возбуждена из-за самого наличия служанок, то вы заблуждаетесь. Учитывая ее уточнение, тут дело скорее в количестве. Пять служанок… Кагами реально крута, заменяя их в одиночку на протяжении многих лет. А ведь это, я абсолютно уверен, самый минимум, на который согласилась жена Акено, известная неприятием тех, кто забирает у нее право самой заботиться о семье.
– Кагами-сан крута, – качнул я головой.
– А то ж, – вздернула носик девочка. – Мы ей, конечно, помогали, но… как бы это… – замялась Мизуки.
– У двух пигалиц подросткового возраста, – раздался у нас за спиной голос Кагами, – и без домашней работы полно хлопот.
– Ну как-то так, – осторожно согласилась с ней Мизуки.
– Это Акено-сан настоял? – спросил я у Кагами.
– И он тоже, – вздохнула она в ответ.
– Не могу с ним не согласиться.
– Мужчины, – покачала головой женщина, – я и сама вполне могу решить, когда мне требуется помощь.
Может, она, конечно, и права, но когда женщина беременна, мозг порой отключается не только у нее. У Кагами же живот вырос в достаточной степени, чтобы ее постоянная работа по дому начала напрягать Акено. Вот он, видимо, и подстраховался.
Беременность такая штука…
Моя подруга Акеми, в своем кругу более известная как Заноза, как-то раз упоминала, что у женщин-бахироюзеров есть проблема с рождением детей. Рождение первенца проходит нормально, но уже со второго ребенка начинаются проблемы. Забеременеть-то легко, а вот с рождением уже не все так просто – есть вероятность потерять или ребенка, или мать, или даже обоих. Вероятность не то чтобы большая, но заметная, которую приходится принимать во внимание. Чета Охаяси со своими тремя женами и шестью детьми в этом плане герои. Про третьего ребенка и говорить нечего – там шансы и вовсе пятьдесят на пятьдесят. Либо – либо. Либо все хорошо, либо все плохо. Уж и не знаю, чем это вызвано.
– Как скажете, Кагами-сан, – пошевелил я плечом, – но мое мнение вы слышали. Да и вообще, женщина в вашем положении должна быть здорова, не обременена делами и немного стервозна.
– Ох, какой опытный мужчина, – усмехнулась Кагами. – Особенно мне про стервозность понравилось.
– Круто сказал, Синдзи, – восхитилась стоявшая рядом Мизуки, – пойду папе расскажу.
Трольчиха рыжая… Я, признаться, даже рукой дернул остановить ее, но улепетывала девчонка слишком быстро.
– Девочки, – повысила голос Кагами, – организуйте нам чай в белую гостиную. Пусть будет «Желтый монах». И не как в прошлый раз, – самую малость изменила она тон, – иначе я разозлюсь. Пойдем, Синдзи, что тут без дела стоять?
На что женщины с заметным испугом принялись кланяться. Умеет жена Акено играть тональностью голоса: и тебе просто холодный, и тебе показательно-холодный, и раздраженно-холодный, и серьезно-холодный, и так далее и тому подобное. И это только холодный тон. А вот в свою сторону я от нее такого никогда не слышал – как-то раз попытался припомнить и не смог.
– А что было в прошлый раз? – не удержал я своего любопытства.
– Ох, – вздохнула она в ответ. – Тебе, осквернителю чая, не понять, насколько важна заварка, но передержать в воде десятилетнего «Желтого монаха» – это за гранью добра и зла.
– «Осквернитель чая» звучит даже немного эпично, – усмехнулся я. – У меня, кстати, есть хороший знакомый, который фанатеет от чая. В этой теме он, наверное, даже превзойдет вас, Кагами-сан.
– Оу, – улыбнулась она. – Располагайся, – махнула она рукой, когда мы зашли в гостиную. – А насчет знакомого ты меня заинтриговал, – присела она на диван. – И насколько он хороший знакомый?
– Хм, – задумался я о старике Шмитте. – Очень хороший. Мы хоть и видимся с ним не часто по сравнению с вами, но… Если вы заменили мне мать, то он ближе всех подошел к замене деда.
– Даже так. Простолюдин?
– Официально да, – кивнул я. – Однако его роду уже несколько сотен лет. Сколько – точно не знаю.
– Если они практикуют использование бахира, то там и до камонтоку недалеко, – заметила Кагами. – А это значит и герб.
Рассказывать, что род Шмитта уже был когда-то лишен герба, я не стал. Старик вроде и не говорил, что это секрет, но не болтать же об этом на каждом углу. Стоп!
– Камонтоку равноценен гербу?
– Я понимаю, о чем ты, – покачала головой Кагами, – но к тебе это не относится. Камонтоку должен быть новым.
– Жаль, – ответил я коротко.
По сути, я и расстроиться не успел, так быстро был обломан.
– И как зовут хорошего друга? – спросила Кагами.
– Джернот Шмитт, – ответил я ей, поворачивая голову в сторону двери. – Здравствуй, Шина, – произнес, слегка улыбнувшись.
– Привет-привет… – ответила она немного подозрительно. – Ты к нам просто так или… по делу? – приподняла она бровь в намеке на иронию.
– Просто так, – пожал я плечами.
– Ясно… Мам, ты мой лак для ногтей не видела? – потеряла она ко мне интерес.
– Если ты про розовый, – ответила ей Кагами, – то я положила его в ванную.
– Ванную… – закатила глаза Шина. Видимо, какие-то их, коямовско-женские заморочки.
– Я не раз говорила, чтобы ты не разбрасывала свои вещи.
– Да-да, не буду, – вышла девушка из комнаты.
– Только сама родив девочку, поняла, каково было моей матери, – покачала головой Кагами, когда Шина окончательно скрылась.
М-да. Что тут скажешь? У меня в прошлой жизни, слава богу, с этим все было нормально.
А тут как раз и чай принесли. Я не такой гурман, чтобы различить, сколько заваривали чай, да и в целом как все получилось, но Кагами вроде не морщилась. Да и сам этот «Желтый монах»… ну, чай и чай. «Дэнто но аджи» мне больше нравится.
А там, суд да дело, время подошло к ужину, на который собралось все семейство Кояма, кроме старика Кенты. Уж не знаю, что у него там за чудовищная такая простуда, раз он предпочел остаться у себя. Акено был слегка веселей, чем обычно, – видимо, что-то по работе приятное произошло. Кагами коршуном следила за суетящимися вокруг нас слугами, создавая впечатление, что она только и ищет повод избавиться от них. Это она так выражала свое отношение к слугам в доме. Мизуки, неожиданно для меня, постоянно цеплялась к Шине, весь ужин то и дело прикалываясь над бедолагой. А сама Шина изображала из себя снежную королеву. Наверное, из-за этого Мизуки и пристала к ней.